— У меня есть для этого причины, – ответил он. Демонхост смотрел на него черными разрезами зрачков.
— Ты сделаешь все, чтобы он победил… – проговорил он.
— Ты знаешь, что это так.
Тормагеддон кивнул.
— Да, – ответил он. – Знаю. Вопрос в том, хочешь ли ты, чтобы и другие заплатили ту же цену.
— Что ты имеешь в виду?
— Война, Малогарст. Война и убийство.
Малогарст снова моргнул, и на мгновение увидел демона Амарока, носящего личину Йактона Круза, на его груди был пергамент с кровавой надписью «убийца».
— Ты думаешь, что ты можешь вернуть Гора, можешь помочь ему выиграть войну внутри него самого.
— Я могу.
— Возможно… Но тебе нужно выйти из тени и оставить свой паучий путь на время. Аксиманд не позволит тебе сделать то, что ты намереваешься, из–за невежества, а Кибре – из–за страха. А Абаддона здесь нет, чтобы позаботиться обо всем, так или иначе. Так что тебя бросили здесь, скованного во тьме, пока Луперкаль путешествует во тьме, и ты ничего не можешь с этим поделать.
Он должен подчиниться…
— Так вот для чего ты пришел? – проворчал Малогарст. – Предложить видимость безопасности?
— Нет, я пришел посмотреть, примешь ли ты мое предложение отдать тебе командование Легионом.
Корабль вновь затрясся. Отдача орудий и взрывы снарядов прокатились дрожью через тело Малогарста, пока слова демона звучали в его черепе.
Он потряс головой.
— Мы – Легион, – сказал он. – Мы – сыны Магистра Войны. Мы не предаем друг друга.
— Предаете, – отозвался демон. Его голос был сухим треском искалеченных голосовых связок, но узнаваемым. Это не был острый скрежет демона, не живое урчание Граэля Ноктюа. Это был голос Торгаддона, уже как половину десятилетия погибшего в костре Исствана III.
— Кибре и Аксиманд верны Луперкалю, они…
— Они идут. Чего ты хочешь, Малогарст? Помочь Магистру Войны или сохранить верность идеалу, которого ты помог убить?
Убийца… Слово вновь пронеслось в его мыслях.
— Об этом нужно позаботиться.
— А о чем не нужно?
Он посмотрел в глаза демона.
— Каким силам ты служишь, что так охотно помогаешь мне, тварь?
— Это мое дело.
«Такой ответ беспокоит меня больше всего», – подумал он.
— Хорошо, брат, – сказал он. – Мы договорились. Пусть война и убийство свершатся.
На лице демона все еще играла улыбка, когда он склонил голову.
Дворец, по размерам сопоставимый с городом, плакал, когда они проходили через него. Крики боли, смерти и наслаждения эхом раздавались в проходах. Силуэты, человеческие и нет, плясали под их ногами и шипели, умоляя, перед тем, как перерезать свои собственные глотки. Многие продолжали бормотать, пока их кровь текла по белоснежному мрамору. Лайак отметил, что все они перед смертью плакали. Звуки отражались от стен построек и стекали вниз, создавая оглушающий шум. Силуэты смотрели на них с утонченных балконов гладкостенных башен. Мутанты с головами быков и мускулистыми, покрытыми маслом телами сопели и фыркали, угрожающе потряхивая мечами с изогнутыми на манер крюков лезвиями и кулаками, обмотанными острыми цепями. Вздутые груды плоти в одеяниях из шелка и вельвета говорили на высоком, ломком языке, который Лайак никогда не слышал. Среди них двигались нерожденные, скользя между формами гибкими, томными, зубастыми и когтистыми, лаская и жаля смертных по прихоти. Сознание Лайака мутилось от наполненного варпом воздуха. Он не мог больше различать, что было создано мыслями, а что из материи; они переплелись, подобно чередованию песни или речи.
— За нами наблюдают, - сказала Актея.
— Естественно, - ответил Лоргар.
Их никто не задержал на входе. Удивительно, но он не видел ни врат, ни других сооружений, которые можно было бы назвать укреплениями, но с каждым шагом он все сильнее чувствовал угрозу.
— Нет, - проговорила Актея. – Я не имею в виду демонов или колдовство. Это… силы наблюдают за нами. Я чувствую их.
— Я знаю, — парировал Лоргар. Актея не ответила.
Их путь шел дальше и дальше, изгибаясь вокруг башен и кружась вокруг соборов из яркого цветного стекла и полированного серебра. Лайак узнавал геометрию эльдар в их линиях, но измененную, будто воля, направлявшая руку, что создала каждую башню, колонну и дверь, намеренно вкладывала едва уловимую насмешку и надругательство. Каждая стена была мягко изогнута, углы притягивали взгляд и не отпускали, пока не приводили его к жемчужной статуе, бассейну с водой, освежеванному силуэту, подвешенному в паутине цепей, чьи стоны идеально резонировали с мелодичным боем. Порой они пересекали пространство между строениями и смотрели вниз, в каналы, наполненные чистой водой, или на дорогу, переполненную крылатыми демонами, сидящими на корточках, с багряными руками и губами.