Внезапно вспомнила о том, что под моей подушкой лежит вилка, а ещё десять минут назад я планировала сбежать. Попыталась взять себя в руки. Матвей переместился на меня, упираясь одной рукой на кровать, второй он продолжал дарить мне наслаждение. Ощутила его губы на своей шее, щеках, за ухом. Потянулась левой рукой к вилке. Достала!
Сжав её в руках, я начала медленно вытягивать её из-под подушки, но внезапно ощутила мелкую дрожь по телу, исходящую от места, где двигалась его рука. Видимо, поняв моё состояние, мужчина вытянул пальцы, нежно поглаживая меня по клитору. Я застонала, настолько сильно я желала, сама не зная чего.
Матвей не переставал целовать мою шею, водить языком по уху. Внезапно он снова вошёл в меня пальцами, растягивая изнутри, заставляя развести ноги ещё шире. Я чувствовала рай… так хорошо мне ещё никогда не было, однако уже в следующую секунду я услышала хриплый голос, заставляющий меня оцепенеть:
— Если ударишь в шею, на несколько сантиметров ниже уха, сможешь перебить сонную артерию, одеться и убежать…
Глава 7
Я заледенела, осознавая, что меня раскусили. С ужасом уставилась на Матвея, понимая, что сбежать не удастся. Возбуждение улетучилось сразу, как только мужчина вытянул из меня пальцы.
— Даю тебе полминуты на раздумье, — услышала я снова.
Чувствовала себя какой-то грязной и… неправильной. Меня насиловали, надо мной издевались, а я так просто лежу и получаю кайф от прикосновений, вместе с тем, держу в руках вилку. Разве я такая? Неужели могу ударить человека?
Сбросила вилку на пол, ожидая его реакции. Удивлённо приподнял бровь, встал с кровати и произнёс:
— Ты меня удивила. Ни на минуту не сомневался, что ударишь.
— Я не такая. Я не зверь.
— Все мы звери, — ухмыльнулся, — одни больше, другие меньше.
— Неправда, — запротестовала я.
— Правда, девочка Соня, правда, — невесело констатировал Матвей. — Послушай, то, что ты живёшь дальше, чувствуешь и отзываешься очень хорошо. Это значит, что ты восстанавливаешься. Тебе понадобиться ещё некоторое время, но… всё пройдёт. И да, — посмотрел на меня, — больше не советую выкидывать что-то подобное. Территория охраняемая. Из дома ты бы выбежала напрямую к собакам и охране. Оттуда бы тебя вернули обратно, так что способов сбежать нет, да и стоит ли, Соня?
— Стоит! — упрямо сказала я, и потянула на себя одеяло. — Я хочу быть свободной, гулять, есть мороженное, а не ублажать старого хряка только потому, что ему так хочется и у него на это бабки есть. Не хочу я этого, понимаешь?
— Понимаю, но тем, что ты сбежишь ситуацию не исправить. Он тебя не оставит, ибо у него всё ТУТ куплено, а если ты уедешь? Как ты думаешь, что он с тобой сделает?
Мне стало страшно. Внутри будто всё заледенело от осознания, что со мной могли сделать, если бы я убежала. Хотелось плакать, но что это даст? Разжалобить Матвея? Вряд ли такие, как он вообще знают, что такое жалость.
— Осознала? Послушай, девочка Соня, нет времени на побеги и потерю времени. Ты отзываешься на мои ласки, не фрегидна, я даю тебе три дня на то, чтобы осознать это, а дальше будем обучаться. Я постараюсь помочь тебе, сейчас я собираю информацию на Влада. У него моя мать, понимаешь? Я не могу просто взять и спрятать тебя, хотя, с удовольствием бы это сделал и послал его к хренам.
— Я не смогу, — тихо сказала я, — просто не смогу.
— Блять, Соня, ты десять минут назад почти кончила. Что ты не сможешь?
— К нему не смогу вернуться.
— Ты не вернешься.
— Ты не можешь быть уверен.
— Не могу, но сделаю всё, чтобы ты туда не ушла.
— Тогда зачем всё это? Я просто буду здесь, зачем тебе меня обучать?
— Соня тебе сколько лет?
— Двадцать.
— Тогда почему ты говоришь, как будто не соображаешь? Влад в любой момент может прийти и потребовать результатов. Их не будет. Знаешь, что он сделает? Разложит всех троих: меня, тебя и мою мать, он так над нами поиздевается, ибо предательства он не прощает. Никогда, поняла? Если я не найду способ его засадить за решётку, ты вернёшся к нему и поможешь мне.
— Как?
— Не знаю, Соня, расположишь его к себе, соблазнишь, найдёшь нужные документы.
— Я лучше вены перережу, чем буду делать то, что ты просишь.