– Ну, куда ты ее возьмешь? – по-дружески спрашивал Борис, – Ты же знаешь, чего стоит добиться гражданства. А, потом наша широта с московскими морозами, она просто не выдержит! Нет, Юра это пустая затея!
– Но люди как-то решают такие проблемы? Что в Москве нет африканцев? Полно, и ничего живут! – настаивал Лукин.
– Послушай Юра, давай определим ее здесь! Подыщем ей подходящее жилье, найдем ей работу, или лучше устроим в школу, ведь она же не глупая.
– И это все?
– А чего ты еще хочешь? – удивленно посмотрел заместитель.
Костенко пододвинулся поближе к Лукину и продолжил:
– Я все понимаю! Ты думаешь, мне ее не жалко! Она нам как родная, но что мы здесь можем сделать для нее? Забрать с собой это практически не реально! Сам подумай!
Тут к ним подошла Фролова и сунула Лукину бумажку с номером телефона.
– Придем в Тогу, позвони по этому номеру! – обратилась та к начальнику.
– Что это за номер? – поинтересовался начальник.
– Это номер международной благотворительной миссии ООН, в Тоганоте. Они занимаются просветительской миссией в этой стране. Особо одаренным предоставляют возможности обрести образование, включая проживание, и все необходимое для жизни. Думаю это неплохой вариант для Амади!
– Откуда это у тебя? – удивился Лукин.
– Ребята где-то нарыли! – ответила Катя и пошла к коллегам.
Прошло одиннадцать лет с тех пор, как археологическая экспедиция с Тоганоты вернулась в Москву. Холодный декабрь щедро посыпал снегом проспекты и улицы столицы. На календаре было тридцать первое число. Около двух часов дня в московскую квартиру открылись двери, и протискиваясь сквозь дверной проем Лукин затянул в свою трехкомнатную квартиру новогоднюю елку. Следом зашел его бывший помощник Костенко. Этот новый год они решили встретить со своими семьями вместе.
– Нико-о-го! – осматривая квартиру огласил Юрий Лукин.
– Ничего удивительного! Как обычно бегают по магазинам! Чего с женщин возьмешь? Все им надо посмотреть, кругом сунуть свой нос, без этого они не могут! Тем более, сейчас предновогодние скидки! – со знанием дела высказался Костенко.
– Ладно, время еще есть, приготовить на стол успеют. Пойдем ставить елку! – предложил Лукин.
Около трех часов дня в квартире раздался телефонный звонок, Юрий подошел к стационарному аппарату и снял трубку.
– Алло! Да я! Кто..?
Костенко вдруг заметил, как лицо бывшего начальника резко поменялось. Было видно, что он был ошарашен каким-то сообщением. Юрий стоял и слушал кого-то на другом конце провода, оттопырив нижнюю губу, которая мимо воли подергивалась.
– Откуда ты звонишь? Из аэропорта? А во сколько самолет? Жди меня, слышишь, я сейчас приеду! Я приеду, только жди!
Костенко, стоящий с игрушками в руках, и наблюдавший за другом, издал удивленный звук, а затем спокойно спросил:
– С кем это вы, Лукин, так мило разговаривали? Случаем не с папой Римским?
– Амади! Боря это была Амади! – выпалил Юрий.
– Да ты что?
– Она в аэропорту, через четыре часа у нее самолет на Америку!
Лукин впопыхах стал набрасывать на себя теплые вещи, затем кинулся в шкаф за документами и деньгами.
– Подожди я с тобой! – рванулся следом Борис.
Они оба выскочили из подъезда, подбежали к дороге, и остановили проезжающее такси.
Через полтора часа они уже шли по большому зданию аэропорта Шереметьево. Возле одной из билетных касс на глаза им попались два иностранца. Темнокожий высокий молодой мужчина, одетый в черное кожаное пальто с меховым воротником стоял в обнимку с молоденькой мулаткой в белоснежном меховом полушубке. Оба были без головных уборов. Сквозь свисающие кудрявые черные волосы девушки виднелись ее золотые сережки, со сверкающими прозрачными камнями. Девушка, увидев на себе рыскающий взгляд Лукина, мило улыбнулась ему в ответ. Что-то еле уловимое, и в то же время знакомое, и близкое, неожиданно отдалось в сердце Юрия. Он посмотрел ей пристально в глаза, и разглядел в этой богатой иностранке ту юную, и беспомощную рабыню, хозяином которой, он по документам, до сих пор являлся. Радость встречи в душе Лукина смешалась с ноющей болью необъяснимой утраты. Сердце его сжалось, и ему стало тяжело дышать. Чувство не простой утраты, а чего-то большого и невосполнимого, пробудилось внезапно, как затихший вулкан, а после расплылось горячей лавой по его душе. В эти мгновения он не понимал, что с ним происходит, но держался изо всех сил, чтобы не подавать виду о его кричащей боли.