Я уже протянула ладонь, чтобы потрогать эту прелесть, как вдруг сестра Шада, гортанно ругнувшись, пнула меня по руке.
— Говно древних! Ты что делаешь, тупая башка?!
Рука мгновенно онемела и налилась свинцовой болью. От неожиданности я упала в пыль и испуганно уставилась на нее. Я не поняла ее гнева. Лихорадочно копалась в памяти, пытаясь вспомнить табу и запреты. Может, это ритуальные цветы и их запрещено касаться?
Глава 10
— Это отрава! — проорала она. — Не трожь руками!
— Спокойно, Шантара, — недружелюбно процедил ее брат и протянул мне руку, чтобы подняться. — Она не знала.
— Так следи за своей женой, — она бросила на него взгляд, полный вызова. Из-под век полыхнуло янтарным, она запахнула плащ и ушла, покачивая бедрами, к дому вслед за родителями.
— Эти цветы высаживают для аромата, потому что они отпугивают насекомых, — объяснил он. — Трогать их нельзя. Они смертельно ядовиты.
— Смертельно? А если кто-нибудь потрогает?
— До тебя это никому не приходило в голову. Идем в дом.
Я нерешительно пошла за ним. Сердце билось в груди громче обычного. Меня дико перепугала его сестра — агрессией и криком. Да и выглядела она решительной и опасной, как и многие родовитые григорианки.
Опасаюсь, она не простит мне загубленную жизнь брата.
Жаркий день мы провели в тиши и прохладе их сада.
Беседка в отличие от наших была каменной. Но, как ни странно, идею я оценила — там было тихо, прохладно и сумрачно. Идеальное убежище от жары и дурных людей. Мне сразу там понравилось. Это было прямоугольное строение, вход напоминал лаз в какой-нибудь склеп или грот — внутри было темно.
Но когда я вошла, оказалось, что на стенах светильники, а в центре сложен стол — тоже из камня. Его окружали каменные скамьи. Здесь не было насекомых, возможно потому, что беседку окружала узкая дорожка высаженных цветов, за которые я получила от Шантары по руке.
Еды не подали, да и напитков мало. Только ледяной настой каких-то пряных и острых трав. Я боялась пить, помня о вкусах, но григорианцы спокойно пили напиток, правда медленно. Одного кувшина хватило на весь день.
Шад расслабился в кругу семьи. Я сидела рядом, по левую руку — как настоящая супруга, но молчала. Слишком страшно участвовать в чужих разговорах. Я не могла набраться смелости попросить воды или чего угодно, что можно пить и не обжигаться.
— Династия ищет нового преемника, — в пустоту сказал отец.
Над столом повисла такая густая и многозначительная тишина, что даже я догадалась, о чем идет речь. Мне стало страшно и стыдно, словно обсуждали меня. Так и было, только мысленно. Я понимала, к чему это было сказано.
Шад ничего не ответил отцу, и я была за это благодарна.
Неожиданно сгустилось напряжение. Они даже не смотрели друг на друга, но их сила будто столкнулась мысленно в старом противоборстве отца и сына. Сына, который, как считал отец, поступил неправильно.
— Не будем, — заметила мать.
— Все генералы побьются за право стать монархом, — возразил ей отец. — Кроме Шада.
— Это мое решение, — мрачно заметил он. — Выбирай, о чем говорить, если хочешь, чтобы я оставался в твоем доме.
В висках запульсировал страх, у меня даже в ушах зашумело. До головокружения я боялась стать причиной ссоры Шада с семьей. Я того недостойна — у них прочные семейные связи. Очень прочные.
Семья молчала.
Почти не чувствуя ног, я поднялась.
— Рива? — глухо спросил муж, тоном интересуясь, куда меня понесло.
— Прошу меня извинить, — пробормотала я. — Я бы хотела лечь.
— Служанка тебя проводит, — равнодушно сказала мать, и я пошла к дому вслед за девушкой-рабыней, обхватив себя руками и стараясь поменьше думать.
Спальня была тихой и прохладной.
Открытое окно, до пола занавешенное белой тканью, вытягивало ее наружу. Мне нравился сквозняк — я давно от них отвыкла. На кораблях сквозняков нет.
Низкая мебель, очень простая, без украшений: стол на толстых квадратных ножках, кровать, состоящая из монолитного прямоугольника, даже ножек нет. Сверху лежала разобранная постель. У окна плетеный стул. Вот и все. Незакрепленные деревянные рамы поскрипывали.
Я накинула петельку на ручку створки, чтобы не качало.