Громкий возмущенный вопль, а мгновение спустя сильный удар в правое плечо почти опрокинул Маю, и заставил на автомате сделать резкий шаг в сторону. Движение отозвалось острой болью в стопе, которая горячей волной поднялась по ноге и разошлась по всему телу. В глазах снова потемнело, но сознание при этом немного прояснилось. Чувствуя, что падает и, стараясь сохранить равновесие, Майя судорожно вцепилась в то, что оказалось ближе всего.
— Да как ты… ты что делаешь? — возмущенный вопль раздался прямо над ухом.
Майя судорожно выдохнула, стараясь прогнать стоящую в глазах темноту и, не разжимая пальцев, подняла голову.
Прямо перед ней возмущенно пыхтела и пыталась вырваться из ее рук невысокая девочка, скорее всего ее ровесница, в дорогом выходном платье, за плечо которой Майя невольно и вцепилась. Из-за очередного рывка, платье издало громкий предупреждающий треск, и рывки сразу прекратились.
— Единый, да ты же… рабыня! Ну т-т-ты мне ответишь! До смерти прикажу запороть, а потом вылечить, и выпороть еще раз, а потом будешь мне прислуживать — вконец разъяренная девочка теперь говорила полушепотом, так, чтобы окружающие их свидетели, не слышали.
Майя с возрастающим ужасом узнала в невольно послужившей ей опорой, принцессу Иллисиану и торопливо огляделась.
Они стояли под парадной лестницей большого приемного зала дворца, в который ей строго настрого запрещалось даже заглядывать. В своем горе, Майя не смотрела куда шла и не заметила, как прошла через запретные двери, расположенные недалеко от парадной лестницей, по которой так неудачно и сбежала принцесса, торопясь на прогулку.
Вокруг стояли люди, с разными целями пришедшие сегодня и скучавшие в ожидании решения своих вопросов. Ведь приема сегодня не было. Императорская семья собиралась на прогулку в город. И среди праздно шатающихся посетителей было не мало откровенных зевак, пришедших посмотреть на правящую семью в сборе, да и себя показать. Теперь все эти зрители с интересом наблюдали разворачивающееся бесплатное представление с участием принцессы, славящейся своими далеко не безобидными проделками и какой-то неизвестно откуда взявшейся рабыни. Никто из них не поспешил вмешаться и прекратить безобразие.
Угроза из уст импровизированной венценосной подставки, за которую Майя продолжала цепляться, чтобы не упасть, вдруг представилась ей очень ярко. Вместе с будущим наказанием за проступки днем, А особенно после полученной порки, оно показалось ей смертным приговором. Понимая, что никто не будет слушать рабыню. Майя ясно увидела себя лежащей в памятной яме, рядом с Лютиком. Никому нет дела до нее, а уж тем более до маленького семи летнего мальчика-раба, погибшего, где-то тут, неподалеку от дворца или в его подвалах. Глухое раздражение, смешанное с отчаянием и пониманием, что терять уже нечего, буквально затопило сознание и смело страх перед наказанием. Вспомнилось, как обещала брату бороться до конца, и сделать все возможное, чтобы избавиться от ненавистных ошейников. Оглядевшись, еще раз, она увидела приближающихся гвардейцев дворцовой охраны, решительно расталкивающих зрителей, и приняла, как ей казалось, единственное для себя решение.
Майя быстро опустила руку на пояс принцессы, продолжавшей возмущенно смотреть на нее, и нащупала маленький кинжальчик, служивший скорее украшением, чем оружием. Выхватив его из ножен, она другой рукой рванула принцессу за плечо на себя, от чего та развернулась к ней спиной, прижалась к ней и поднесла острое лезвие к открытому горлу.
— Всем стоять!!! Или, я ее прирежу! — Майя из-за прострелившей в ноге боли подалась в бок и непроизвольно чиркнула острым кончиком лезвия по чистой коже своей нежданной заложницы. Тонкая струйка крови, хорошо видимая в ярком свете зала, послужила сигналом для окружающих остановиться. Принцесса слабо ахнула, но тоже предпочла замереть. Правда, вместо страха, все зрители видели на ее лице скорее возмущение и досаду.
— Ты что себе позволяешь, рабыня! Немедленно отпусти ее высочество — Возмущенный крик распорядителя не возымел действия. А офицер охраны, стоявший ближе всех к захваченной принцессе, невольно поморщился. Непрошенный защитник только ухудшил ситуацию.
С места, где он стоял, было видно, как странная девочка-рабыня, взгляд которой до этого момента панически метался по всему залу, и явно не знавшей, что делать дальше, при окрике напряглась. Ее пальцы на рукоятке ножа сжались сильнее, а взгляд перестал метаться и замер. Окрик оказал какое-то воздействие на девочку, но отнюдь не то, на которое хотелось бы рассчитывать. Опытный офицер на полном автомате отметил, как привычно твердо легли теперь пальцы на рукояти разукрашенного кинжала, как прекратило вздрагивать лезвие у горла принцессы. А хватка, которая до этого была слабой и неудобной, всего лишь за счет небольшого сдвига локтя предплечья превратилась во вполне надежный захват, исключивший для принцессы возможностьсамостоятельного освобождения.