Окружающие переглянулись и захлопали, благодаря за представление. Хане оно ничуть не понравилось, да и перенапрягшиеся мышцы свело болью. Она повернулась было к сидению, но нарастающий в темноте тоннеля шум намекал на прибытие поезда.
Состав пронесся мимо станции без остановки. Пассажиры загомонили, возмущенно поднимая руки и оглядываясь. К ним тут же подбежал служащий в серой униформе с золотым значком на лацкане. «Рацист» рассыпался в извинениях, нелепо приседая и кланяясь, поманил граждан за собой. Хана удивленно смотрела вслед - они пошли не к выходу, а к закрытому желтой голограммой проходу в служебную зону. Сквозь смех, которым быстро сменились недовольство, она разобрала одно слово - «перфоманс».
Лысый остался лежать.
Стоило невольным зрителям покинуть платформу, как по ступеням торопливо спустились двое работников. Один из них сжимал в руках длинные палки, обернутые длинной полоской плотной ткани. «Рацисты» остановились возле лысого, их глаза бегали, пальцы дрожали. Ругаясь, они раздвинули палки так, что ткань натянулась между ними, положили всю конструкцию на пол, кое-как затолкали на нее неподвижное тело. Ухватившись за палки, служащие ногами вперед потащили лысого под желтую голограмму.
Хана вздрогнула и прижалась к колонне еще плотнее. По коже пробежали холодные, мерзкие мурашки. Месяц назад она смотрела старый, плоский фильм, в котором дура-героиня ревела над покойником и того уносили из дому точно так. На носилках, ногами вперед.
«Не бывает, так не бывает! - кровь настойчиво стучала в висках, заглушая разумные мысли. - Нельзя умереть самому!»
Сияние, багровое, словно лицо лысого, пролилось с потолка, перекрыв выход. Из него один за другим появлялись солдаты - все немолодые, в жестких черных доспехах. Элитные войска «Racio».
Хана затравленно оглянулась, сама не понимая, почему не бросается к своим защитникам с просьбой о помощи. Сердце бухало в груди так, что солдаты должны были легко услышать этот заполошный стук, двинуться к ней, схватить... Но они стояли неподвижно, и только промозглый воздух старого перехода касался голых рук.
Коротко выдохнув, Хана заставила себя отлепиться от колонны и проскользнуть под несуществующий камень голограммы. Она невольно зажмурилась, проходя сквозь изображение, и тут же больно ушибла плечо об закрывшую проход решетку. Преграда дрогнула от удара, и узкая калитка приоткрылась с едва слышным скрипом.
Сразу за ней полутемный тоннель изгибался, обходя платформу. Темнота окутала тело сырым коконом, придавила, как несколько тонн земли. Ноги скользили по волглому наклонному полу, и Хана придерживалась за покрытую глазированной плиткой стену, чтобы не упасть. Несколько раз рука натыкалась на пустоту - еще несколько заброшенных коридоров когда-то соединяли основной проход с многочисленными выходами. Плечо ныло, в боку кололо, и впервые признаки собственной слабости не доставляли никакого удовольствия.
Впереди, за высокой аркой, тепло подмигивали неяркие лампы. По тоннелю пролетело эхо от нескольких коротких щелчков, и Хана невольно замедлила шаг. Прижимаясь к стене, она осторожно выглянула из-за края проема и затаила дыхание, боясь выдать себя случайным звуком.
Небольшой вестибюль когда-то служил местом отдыха. У одной из его стен неряшливой кучей валялись остатки металлического лотка, и на одном из обшарпанных листов Хана различила полустертую надпись “PIZZ”. Ржавчина проела огромную дыру в конце слова.
В центре комнаты, посреди мелкого мусора, стояли недавние пассажиры. Они недоуменно переглядывались друг с другом, не решаясь ни о чем спрашивать окруживших их солдат. Один из них, высокий, в доспехах, украшенных серебристыми нашивками, повернул в сторону Ханы непрозрачный лицевой щиток и резко опустил поднятую на уровень груди руку.
Автоматы задергались в руках солдат, будто живые. Пули летели как попало, впивались и в черные доспехи, и в разноцветные, летние платья, и в аккуратные светлые рубашки. «Рацисты» стояли неподвижно, не обращая внимания на маленькие кусочки металла в своих телах. А вот горожане реагировали совершенно неправильно и глупо.
Хана прикусила губу, не в силах отвести взгляда.
Они кричали, искренне, громко, как тогда, на площади. Вот только на их лицах не было радости от удивительного приключения. Губы кривились в ужасающих гримасах, искажая вылетающие из них звуки. Один за другим люди падали, на их одежде расплывались темные пятна. Даже сквозь забившую нос слизь Хана различила густой, тошнотворный запах, хлынувший от толпы. Задрожав, она отшатнулась, прижалась спиной к холодной стене.