Биолог может понять, что впервые теория эволюции звучит странновато. Однако, если кто-то отвергает эволюцию даже после того, как биолог рассказал, что это наиболее простое объяснение и пояснил, почему… Ну, видимо, не-учёные просто глупы, и нет смысла с ними разговаривать.
Хорошее выступление должно
проложить понятийный путь
, начинающийся от позиций, которые аудитория
уже знает или принимает
. Если ты задашь недостаточную глубину рекурсии, то в итоге ты будешь просто разговаривать сам с собой.
Каждое новое заявление должно очевидным образом опираться на аргументы, сказанные тобой ранее и принятые аудиторией. Как только эта цепочка нарушается, аудитория начинает считать тебя жертвой секты.
То же самое произойдёт, если ты позволишь себе опираться на аргумент более сильно, чем готовы разрешить слушатели. Например, если ты посчитаешь фразу «эволюция — простейшее объяснение» решающим аргументом (таким она и является), а не любопытным, чуточку забавным нюансом (так она выглядит в глазах человека, не привыкшего чтить Бритву Оккама).
И не давай слушателям намёков на то, что ты считаешь их отставшими от тебя на дюжину понятийных шагов, или то, что ты думаешь, что располагаешь какими-то особыми неизвестными им фундаментальными знаниями. Слушатели не знают о том, что эволюционная психология предсказывает существование дефекта мышления, ведущего к недооценке понятийных расстояний. Они не думают, что у пробок на дороге общения есть какая-то особенная причина. Поэтому их просто будет раздражать твоя снисходительность.
И если ты считаешь, что можешь кратко объяснить понятие «систематической недооценки понятийных расстояний», быстренько бросив пару слов, то вынужден тебя огорчить…
Линза, видящая свои изъяны
Элиезер Юдковский
Свет покидает Солнце, ударяется о шнурки и отпрыгивает прочь; некоторые фотоны входят в зрачок и попадают на сетчатку; энергия фотонов запускает волну нервных импульсов; нервные импульсы доходят до зрительной коры, где на основе оптической информации строится трёхмерная модель, распознанная как развязанные шнурки; и теперь ты убеждён в том, что твои шнурки и в самом деле развязаны.
Вот секрет осознанной рациональности: в этом процессе передачи сцепленности нет ничего магического, и его можно понять. Ты можешь понять, как ты видишь свои шнурки. Ты можешь думать о том, какие когнитивные процессы создают убеждения, отражающие реальность, и какие когнитивные процессы — нет.
Мыши могут видеть, но они не могут понять зрения. Ты можешь понять зрение, и поэтому ты способен на вещи, которые мышам и не снились. Подивись этому несколько секунд, ведь это действительно чудо.
Мыши видят, но они не знают, что у них есть зрительная кора, и поэтому они не могут систематически бороться с оптическими иллюзиями. Мышь живёт в ментальном мире, где есть кошки, дыры, сыр и мышеловки, — но нет мышиных мозгов. Их камеры не могут сфотографировать линзы собственного объектива. Но люди могут посмотреть на причудливую картину и осознать, что часть того, что они видят, является линзами их объектива. Ты не обязан всегда верить своим глазам, но ты обязан понимать, что у тебя есть глаза — у тебя должны быть отдельные участки памяти для карты и для местности, для чувств и реальности. Если ты считаешь этот навык тривиальным, вспомни, насколько он редок в царстве животных.
Вся идея Науки — это, в сущности, поиск наиболее надёжного способа отразить в зеркале разума содержимое целого мира. Мыши никогда не смогли бы изобрести такую идею. Размышляя о всех вопросах вроде «мы проводим повторяемые эксперименты, чтобы фальсифицировать теорию», мы можем разобраться, почему именно наука работает. Наука — это не отдельный магистерий, далёкий от реальной жизни и непонятный для простых смертных. Нельзя сказать, что науку можно применять только в лабораториях. Наука — это постижимый и объективно существующий процесс, который связывает содержимое мозга с реальностью.
Наука довольно логична, если как следует о ней подумать. Но мыши не могут думать о мышлении, и поэтому у них нет науки. Не проглядите заключённого в этом чуда, не упустите потенциальной мощи, которую нам дарит этот факт. Нам — в смысле «личностям», а не «научным сообществам».