— Гертруда, — воскликнул Норбер Моони, — пусть никакая жалость не заставит вас покориться его воле! Конечно, мне будет страшно больно видеть уничтожение всего того, что создано с таким трудом, но никакая пытка в мире не сравнится для меня с той, какой является для меня мысль о подобном браке!
— Не сомневайтесь в этом, друг мой! — ответила молодая девушка, нимало не смущаясь. — Если что-либо могло увеличить то отвращение, какое мне внушает это чудовище, то это именно те средства, какие он избрал, чтобы восторжествовать надо мною!
Каддур позеленел от злобы.
— Принесите веревки! — крикнул он, — и свяжите этого господина!.. Прежде всего мы отправимся в Тэбали, где приступим, в свою очередь, к иного рода работам. Кроме того, господин Моони не единственный, с кем мне надо свести кое-какие счеты.
ГЛАВА xv. Сыны страны Великих Озер
Сэр Буцефал Когхилль только что встал и по обыкновению прогуливался взад и вперед по площадке Тэбали, как к нему вдруг подошел Виржиль.
— Господин милорд, — сказал он, — мне сейчас дали знать, что по дороге к нам показался большой отряд вооруженных людей. Господин Моони отдал при своем отъезде строжайшее приказание, чтобы никто не смел приближаться без надлежащего разрешения к месту работ, поэтому я прикажу нашим черным воинам взяться за оружие и вместе с ними двинусь навстречу этому отряду.
— Прекрасно! — отвечал с величайшим равнодушием молодой баронет, — это ваше дело!
И когда Виржиль уже двинулся по направлению к казарме, где помещалась черная стража, сэр Буцефал добавил самым небрежным тоном:
— Может быть, это господин Моони возвращается: ведь уже скоро две недели, как он уехал. Разве такое продолжительное отсутствие не удивляет вас?..
Это продолжительное отсутствие не только удивляло, но и тревожило Виржиля в высшей степени, но он не считал нужным высказывать этого; он знал только, что ему было приказано, и твердо исполнял, что ему было вменено в обязанность. Молодой ученый уезжая поставил его старшим надзирателем над работами, и вот он будет охранять их и следить за ними, если надо, вплоть до окончания века.
— Вероятно, у господина Моони есть свои причины оставаться в Хартуме дольше, чем он предполагал! — заметил он, почтительно поклонившись баронету.
Тот продолжал ходить взад и вперед все тем же ровным, мерным шагом, как всегда, и когда по его хронометру, который он держал в руке, прошло ровно шестьдесят минут с момента начала прогулки, сэр Буцефал остановился, придвинул к маленькому столику легкий бамбуковый стул и стал просматривать европейские газеты, которые ему ежедневно доставлял нарочный, привозивший их из Бербера.
— Хм! Гордон назначен генерал-губернатором Судана!.. Он прибыл в Хартум, проехав всю пустыню на верблюде, совершенно один! Да, это на него похоже! — пробормотал сэр Буцефал, быстро пробежав глазами «Times». — Вот, вероятно, причина, задержавшая господина Моони в Хартуме! — Затем он глубокомысленно погрузился в чтение своих газет.
Тем временем Виржиль, призвав к оружию черную стражу, выстроил их в две линии и скомандовав «бегом»!, спустился с ними с горы вниз к подножию пика. Не прошло и двадцати минут, как эта сотня черных воинов, проворных и легких, как пантеры, с Виржилем во главе, была уже в долине и даже миновала приютившуюся у подножия горы арабскую деревню.
На расстоянии каких-нибудь двух ружейных выстрелов от селения Виржиль построил свой батальон сомкнутыми рядами, чтобы преградить путь нежданным гостям.
Ждать их пришлось недолго. Караван этот состоял из одного паланкина, колыхавшегося на спине верблюда; в паланкине сидели пленная Гертруда и ее маленькая служанка, за ним шли три других верблюда, на которых связанные и в цепях помещались Норбер Моони, доктор Бриэ и Мабруки, которые в таком виде совершили мучительное пятидневное путешествие. Далее ехал сам Радамехский карлик на великолепном арабском коне, богато разукрашенном, за ним следовала его черная стража…
Виржиль с первого взгляда узнал своего господина в тотчас же понял, что случилось какое-то несчастье. Но смелый и неустрашимый, он ни минуты не колебался в своем решении.
— Стой! — крикнул он, выскочив шагов на двадцать вперед остальных, — Что вам здесь надо?.. Как вы осмелились связать этих господ?..
Радамехский карлик поспешил выехать вперед. Чрезвычайно удивленный, что наткнулся на сопротивление там, где нельзя было ожидать, и даже немного смущенный этим, он вскоре вернул себе весь свой апломб, убедившись, что его стража гораздо многочисленнее маленького отряда Виржиля.
— Что мне здесь надо? — повторил он. — Мне надо овладеть пиком Тэбали, и я овладею им! — надменно заявил он. — И если вы не сдадитесь сейчас же, то будете все уничтожены, все до последнего.
— Ах ты, дрянной карлик! В уме ли ты? чтобы мы сложили пред тобой оружие! Да я скорей заставлю тебя проглотить твой язык! — вскричал возмущенный Виржиль и, выхватив саблю из ножен, скомандовал своему отряду громовым голосом:
— Стой! Ружья к плечу! Целься!..
Та же команда послышалась и в противоположном лагере.
Но, к немалому удивлению обеих сторон, ни тот, ни другой отряд не повиновались команде. Один из вождей негритянской стражи Каддура, отделясь от своих, подошел к нему сообщить что-то. Одновременно с ним и Шаака подошел к Виржилю, со словами:
— Сыны стран Великих Озер не сражаются никогда друг против друга! — и он указал рукой на чернокожих воинов Каддура. — Прикажи нам, что хочешь, и все мы готовы повиноваться тебе, но только не приказывай стрелять в своих братьев!..
Вождь негров Каддура, подойдя к карлику, сказал ему почти то же.
— Посмотри, господин, эти люди так же, как и мы, — дети страны Великих Озер. Брат не может идти на брата!
— А-а! — заревел в ярости Каддур, — брат не может идти на брата! Погоди, Мадуппа, я тебе покажу, что значит так говорить со мной!
И, выхватив из кобуры револьвер, он в упор выстрелил в бедного негра, стоявшего перед ним, и разом уложил его на месте.
— Ну, что? пойдете вы теперь, мерзавцы? — ревел Каддур, обращаясь к своей многочисленной страже.
— Да, пойдем, но только против тебя, если только посмеешь еще угрожать нам! — ответили воины первого ряда. — Мы — твои солдаты и клялись тебе в верности, но не можем идти на наших братьев!
Каддур испускал пену и грыз ногти в бессильном бешенстве. Наконец, видя, что ничто не поможет, крикнул глухим, сдавленным голосом: «Ну, так налево кругом и домой!»
Но не на то рассчитывал Виржиль, безмолвно присутствовавший при этой сцене и только о том и думавший, как бы ему освободить своего господина.
— Нет, постой, карлик! — крикнул он, схватив его коня за узду, — наши солдаты отказались драться: у них на то есть добрая причина. Но у нас с тобой нет никакой причины поступать так же, как они… Так вот, сразимся один на один!.. Кто победит, того будут и пленники: ты — так твои, а я — так пусть будут мои!
Черные воины как той, так и другой стороны пришли в восхищение от этого вызова: они умели ценить храбрость и мужество.
Между тем, не дожидаясь согласия Каддура, Виржиль накинулся на него с высоко поднятой саблей. Карлик едва успел отразить первый удар, подняв на дыбы своего скакуна, затем, выхватив драгоценный дамасской стали ятаган, отразил им второй удар Виржиля и занес его над головой отважного солдата. Когда Виржилю пришлось парировать удар, то его сабля, далеко не высшего достоинства, сломалась пополам, скрестившись с дамасской сталью ятагана.
Все присутствующие полагали, что отважный француз безвозвратно погиб. Не тут-то было! Едва увидел он себя обезоруженным, как одним прыжком, точно тигр, вскочил на спину карлика и, запрокинув его назад, вцепился ему пальцами в горло. Сдавив его в своих сильных руках, он стащил карлика с седла и прежде, чем тот успел опомниться, повалил его наземь, затем, не дав ему возможности шевельнуть рукой, крепко придавил коленом.
Оба отряда громкими криками одобрения приветствовали эту блестящую победу. Если бы у Виржиля было в этот момент какое-нибудь оружие под рукой, нет ни малейшего сомнения, что наглый карлик тут же бы заплатил жизнью за всю свою наглость. Впрочем, и без того он чуть было не задохся в сильных руках Виржиля. Но первый момент злобы прошел, — и бывший алжирский стрелок, видя, что враг его уже бессилен, решил не доводить дело до конца. Он поднялся с земли и, сделав знак своим людям, приказал связать и унести карлика, лежавшего без всякого движения и без малейших признаков жизни.