— И так хороши! Все равно неизвестно, когда за них деньги заплатят. Я вот вывеску купцу нарисую и сразу богаче тебя, мастер, стану.
— Гриня, да ведь это книга…
— Книга, книга… Видать, с труда праведного не наживешь дома каменного… Надо и о себе подумать. Один раз живем, мастер…
Обдумав все, Федоров решил заключить с Гринем соглашение: помощник имеет право свободно заниматься на стороне малярными, столярными и другими ремеслами, но никому никогда не имеет права, кроме как для печатника Федорова, вырезать буквы и готовить шрифты.
Подписи под соглашением стали подписями о прекращении дружеских отношений. Видимо, опять ошибся он, старый мечтатель, желая увидеть в Грине наследника и продолжателя своего дела. Один, снова один…
Конечно, князь скуповат и не очень охотно дает деньги. По его разумению, можно вполне пользоваться шрифтом, отлитым еще во Львове, и вовсе ни к чему тратить золотые на новый шрифт. А своих денег на отливку нового шрифта у него, Федорова, нет.
Выход он все же придумал: заложить свою Львовскую типографию ростовщику Якубовичу, на полученные деньги купить бумагу. Напечатать «Азбуку», немного дополнив и расширив по сравнению со Львовской. Шрифт он возьмет свой старый, от первой «Азбуки», а мелкий греческий — из того, что уже частично приготовил для будущего издания Библии.
Книжка эта понадобится для учеников славянской школы, которую князь открыл в Остроге. Во имя будущей работы, чтобы угодить ясновельможному пану, на обороте первой страницы он специально напечатает герб князей Острожских.
И печатник начинает спешить с исполнением своего плана. Он даже поручает набирать текст ученикам. Только бы быстрее, быстрее… Наконец 18 июня 1578 года новое издание книги, именуемой по-гречески «Альфа вита», а по-русски «Аз буки первого ради научения детьского», готово.
На обороте титульного листа — в раме из аканта щит с гербом князя Острожского: в левом нижнем поле — стрела с полукружием на конце, полумесяц и шестиконечная звезда; в верхнем левом поле — Георгий Победоносец; в верхнем правом — всадник с обнаженной саблей; в нижнем правом — стрела с поперечиной и полукружием на конце. Над щитом — рыцарский шлем с опущенным забралом.
На последних страницах Федоров добавил: «Сказание» о том, как Кирилл Философ впервые составил славянскую азбуку и первым перевел греческие книги на славянский язык. Рукопись этого сказания подарили ему на прощанье монахи Рильского монастыря. И, набирая «Сказание», Федоров вновь и вновь припоминал черные южные ночи, неумолчное рокотание горной речки и долгие ночные беседы…
Князь был доволен. Как же, он — покровитель науки и искусства. И посему милостиво дал денег на отливку нового шрифта. План удался. Только вот собственная печатня Федорова во Львове по-прежнему осталась в залоге. А когда удастся ее выкупить, пока неизвестно.
К весне 1579 года трудившиеся у князя ученые, или, как он их называл, Академия, торжественно объявили, что закончили исправление одной из важнейших частей Библии — Нового завета. И теперь Федоров, не дожидаясь другой части — Ветхого завета, может приступить к печатанию.
…День за днем надсадно скрипят винты на типографских станах. Еще не просохшие, отпечатанные листы повисают для просушки на веревках, протянутых в самой теплой комнате. Постепенно растет стопа готовых листов.
Приходит день, когда ученики и помощники, прекратив работу, обступают мастера. А он, молчаливый и торжественный, берет заранее приготовленную самшитовую дощечку с вырезанным на ней личным типографским знаком и кладет ее внутрь рамы с набранными строчками. Затем бережно обкладывает, обжимает ее со всех сторон дубовыми брусочками, чтобы, не дай бог, знак не выпал, не сдвинулся. Мастер ставит поверх знака «Иоанн Федорович», а под ним: «Печатник из Москвы». Теперь форма готова. Можно печатать последний лист новой книги.
Заглавие книги напечатано в узорной черной рамке. На обороте — герб князя Константина Острожского. А далее идет небольшое предисловие печатника, обращенное к близким ему простым людям. Слова в своем предисловии он выбирает понятные каждому. Новую книгу он сам называет «первым овощем от дому печатного острожского», а о работе своей, говорит как о «желаемом бытийском деле», созданном в «наслаждение всему народу русскому».