— Что ж, это и есть показатель. Для тебя этот год что-то вроде вызова, проверки на прочность.
— Пока им нравится учиться, у меня не будет проблем.
— Шеридан, фокус в том, чтобы они полюбили учебу настолько сильно, чтобы не могли оторваться от самого процесса.
— Я знаю. Это и есть моя цель. Сделать учебу весёлой и интересной.
В комнату начинают заходить другие преподаватели, один из которых уводит Сьюзен за собой. Она удивительная, и я надеюсь, она и дальше будет таким директором, который поддерживает решения преподавателей. Прямо сейчас она передает мне такой заряд энергии. Надеюсь, всё так и останется.
Закончив с обедом, я возвращаюсь обратно в класс. По дороге заглядываю в кафетерий и проверяю учеников. Каждый хватает что-то с чужих подносов, но всё кажется безобидным.
После обеда мы занимаемся математикой и естественными науками, и к концу дня я решаю поиграть с ребятами в игру.
— Как насчёт того, чтобы немного повеселиться? Хотите сыграть в игру?
Все ученики приходят в восторг и прыгают на своих стульях. В углу класса стоит стул, на котором я читаю им истории, поэтому решаю использовать его. Ученики окружают меня, а я беру большие карточки с алфавитом.
— Давайте все вместе поиграем в алфавит.
Они кивают, и мы приступаем к игре.
— Хорошо, кто может назвать слово, которое начинается на букву «А»?
Все идет отлично, пока мы не доходим до буквы «В». Кажется, эта буква вызывает у них трудности, пока Инглиш не поднимает руку и громко выкрикивает:
— Я знаю, я знаю. Вагина!
Двадцать одна пара глаз тут же поворачивается к ней, но, когда она делает вид, будто ничего не произошло, то снова обращаются ко мне. Но до того, как я успеваю что-либо сказать, Инглиш выпаливает:
— Ну, вы же знаете, — а потом указывает пальцем вниз, как раз на то, о чём говорит. Все выглядит так, будто двадцать одна голова наблюдает за теннисным матчем. Они смотрят то на меня, то на неё. Я же просто теряю дар речи: вся способность говорить пропадает. Меня предупреждали, что нужно быть готовым к «нежданчикам», но эта ситуация — совсем новый уровень.
А затем… Инглиш кладет вишенку на торт:
— Ну знаете, там же, где и пенисы растут.
Во имя любви ко всему, за что? Все походит на снежный ком, скатывающийся с горы. Роберт засовывает руки в карман и опускает взгляд на промежность Инглиш. Я точно знаю, о чем именно он думает, и мне срочно нужно сменить тему, но я не успеваю сказать и слова, как Миллисента выкрикивает:
— У моего младшего брата есть пенис. Ему сделали на нем операцию, когда он родился, и теперь маме приходится его мыть. — Потом она смеется — Если он писает, все это оказывается на штанах, если мама забывает надеть подгузник.
Инглиш добавляет:
— А у меня нет братика. Только папа. И я уверена, у него большой пенис, потому что он и сам большой.
— Ладно, ребята, кто-нибудь может назвать слово на букву «К»?
— Мисс Монро, а почему ваше лицо такое красное?
«Господи боже, да потому что мы разговариваем о пенисах и вагинах».
— Хмм, думаю здесь немного жарко. Так кто хочет попробовать букву «К»?
Я едва могу сосредоточиться на окружающей меня катастрофе. Я молюсь лишь о том, чтобы ни один из них не пришел домой и не рассказал о случившемся. О, мой бог. Что, если они сделают это? Сьюзен меня убьет. Я едва слышу, как кто-то называет кита.
— Мисс Монро? А у китов есть пенисы? — Теперь даже малькам интересно.
— Отлично. Кит — хорошее слово. Что насчет буквы «Р»? Она довольно трудная, — говорю я с энтузиазмом.
— Рентгеновый, — выкрикивает Инглиш, прыгая на стуле и хлопая в ладоши. В каком доме она растет? Я даже не знаю, что ответить.
— Это не совсем слово, Инглиш. Можешь придумать что-нибудь другое?
Мигель вопит:
— Рентген!
— Очень хорошо, Мигель.
Я вижу, как своим ответом задеваю чувства Инглиш, но не уверена, что теперь делать. Может она назовет последнюю букву:
— Кто что знает на букву «З»?
Около пяти учеников кричат в унисон:
— Зебра!
Большинство начинает смеяться, но только не Инглиш. Ее светлые кудряшки свисают вперёд, а подбородок упирался в грудь.
— Молодцы, класс, а поскольку вы так хорошо играли, у меня есть для вас сюрприз.
Я вытаскиваю домашнее шоколадное печение, которое принесла ученикам.
Когда подхожу к Инглиш, она бормочет:
— Нет, спасибо.
— Может, ты возьмешь немного домой и сможешь съесть потом? — Я сажусь за её парту, и девочка выглядит по-настоящему несчастной. Вероятно, мой тон строже, чем я думала. Мне нужно быть с ней более внимательной. Она, должно быть, очень чувствительна.