Матушка Мастиф смотрела на нее. Ньясса-ли вздохнула и повернулась к своим товарищам.
– Как я и опасалась, это за пределами ее понимания.
– Это-то вполне понятно, – сказал Брора. – Я только не понимаю, чего ты стараешься?
– Так было бы легче, – ответила Ньясса-ли.
– Легче для нее или для тебя? – удивилась Хейтнес. Маленькая женщина не ответила. – Ну, после операции это не будет иметь значения. – От этих слов волосы на затылке матушки Мастиф начали подниматься.
– Будет, – настаивала Ньясса-ли. Она пристально взглянула в глаза матушки Мастиф. – Ты разве не поняла, старуха? Твой мальчик, твой приемный сын – он один из наших объектов.
– Нет, – прошептала матушка Мастиф, но еще до того, как женщина произнесла эти слова, матушка Мастиф поняла, что это правда. – Что… что произошло с вашим экспериментом?
– Все дети воспитывались под присмотром, ими занимались с любовью, предоставили возможность получить образование и специальную подготовку. Большинство оказались совершенно обычными в смысле способностей и талантов. Во всех отношениях они нормальны. Дальше мы продолжили эксперимент с тщательной подготовкой и крайней осторожностью.
– Несколько объектов оказались недоразвитыми. Это, к несчастью, в природе науки. Нужно принимать не только хорошие результаты, но и плохие. Однако в свете нашего неизбежного успеха эти немногие жертвы вполне оправданы. – Она говорила так, словно убеждает себя, а не матушку Мастиф.
– И наконец несколько детей, совсем немного, проявляли признаки тех способностей, которые, как мы считаем, спят в мозгу каждого человека. Мы не станем утверждать, что все понимаем относительно их Даров. Мы в положении механика, который знает, как починить неисправную машину, но не знает, на что способна машина, которую он чинит. Естественно, это привело к некоторым сюрпризам.
– Невежественное Сообщество не разделяло нашего мнения об этом важном эксперименте. В результате последовали многие годы преследований. Как видишь, все мы, входившие в первоначальный состав Общества, почти так же стары, как ты.
– Правительство было безжалостно в своих усилиях уничтожить нас. Много лет оно сокращало наши ряды, пока не осталось всего несколько посвященных. Нам нужен один-единственный успех, одно неопровержимое доказательство важности нашей работы, чтобы освободиться от лжи и инсинуаций, которыми мы окружены.
– Жестокое неразумное правительство много лет назад разбросало детей и привело нас в научное изгнание. Медленно, терпеливо мы отыскивали детей, особенно тех, чьи данные были самыми многообещающими. Твой Флинкс отобран в качестве потенциального носителя Дара.
– Но в нем нет ничего ненормального, – возразила матушка Мастиф. – Он совершенно обычный здоровый молодой человек. Может, более тихий, чем остальные, но это все. Неужели он стоит всех этих затрат? О, я признаю, что он время от времени способен на салонные фокусы. Но я знаю сотни уличных волшебников, которые делают то же самое. Почему бы вам не взять их?
Ньясса-ли улыбнулась своей невеселой холодной улыбкой.
– Ты лжешь нам, старуха. Мы знаем, что он способен не просто на трюки, и ловкость рук тут ни при чем.
– Ну, хорошо, – продолжала матушка Мастиф, пытаясь подойти по-другому, – зачем было похищать меня? Зачем утаскивать меня их моего дома? Я старуха, как ты только что сказала. Я не могу помешать вам, не могу причинить вред. Если вас интересует Флинкс, почему вы не похитили его? Я не могла бы вам помешать.
– Потому что он может быть опасен.
Да, они совсем спятили, эти трое, решила матушка Мастиф. Ее мальчик, Флинкс, опасен? Вздор! Он чувствительный мальчик, это правда; иногда он знает, что чувствуют другие, но очень редко и вряд ли сам этого хочет. Возможно, он способен немного подтолкнуть эмоции других. Но опасен? Это ему угрожает опасность со стороны этих инопланетных глупцов и сумасшедших.
– К тому же, – продолжала маленькая восточная женщина, – мы должны продолжать очень осторожно, чтобы не принести дальнейшего вреда Обществу. Число наших членов и так уже сократилось, отчасти из-за слишком торопливой попытки обрести несколько лет назад контроль над другим ребенком, нашим объектом. Мы не можем допустить ту же ошибку с Номером Двенадцатым. Большинство наших коллег убито, заключено в тюрьму или подвергнуто промывке мозга.
Тревога матушки Мастиф удвоилась от этого бесстрастного признания. Она не понимала слов этой женщины о генетических изменениях и усовершенствовании человечества. Но вот насчет промывки мозгов она поняла. Преступление должно быть особенно отвратительным и жестоким, чтобы преступника подвергли этому наказанию. У него навсегда стирают память, всю прошлую жизнь, саму личность, и весь остаток своих дней он приживет с мучительно пустой черной дырой в сознании.
– Оставьте его в покое! – закричала она, удивленная силой своей реакции. Неужели она так привязалась к мальчику? Ведь чаще всего она воспринимала его как помеху, навязанную ей несчастливой судьбой. Правда ли это?
– Не причиняйте ему вреда! – Она вскочила на ноги и обеими руками колотила женщину, которую другие называли Ньясса-ли.
Седовласая и совсем не молоденькая, Ньясса-ли была, однако, гораздо моложе и сильнее матушки Мастиф. Она схватила старую женщину за руки и снова усадила в кресло.
– Мы не собираемся причинять ему вред. Разве я не объяснила важность нашего дела? Неужели мы захотим повредить тому, кто так для нас важен? Конечно, нет. Мы видим, как ты привязана к своему воспитаннику. По-своему, мы также привязаны к нему.
Что за бездушные люди, думала матушка Мастиф, беспомощно падая в кресло. Не люди, а далекие мертвые тени людей.
– Я обещаю тебе, что мы не будем заставлять мальчика делать что-то против его воли и ничем ему не повредим.
– Но что вы тогда с ним хотите сделать?
– Мы хотим управлять его взрослением, – объяснила женщина, – помочь ему развить до предела его необычные способности. Маловероятно, чтобы он достиг этого без соответствующих инструкций и тренировок; именно поэтому его способности до сих пор не очень проявились. Но наш опыт показывает, что, достигнув половой зрелости, наши объекты не соглашаются на такую тренировку и управление. Поэтому мы должны руководить им так, чтобы он сам этого не сознавал.
– Как вы можете это сделать?
– Через третье лицо, чьи предложения и указания он примет охотно, – сказала женщина. – И вот тут становишься важна ты.
– Вы хотите, чтобы я заставляла его делать то, что докажет успешность вашего эксперимента?
– Правильно, – согласилась Ньясса-ли. – Все нужно делать так, чтобы он не догадался, что им руководит какая-то сила извне. – Она указала на дальний конец комнаты, где за прозрачной дверью находилась операционная. В тусклом зеленовато-голубом свете приборов стерильная операционная слегка блестела.
– Мы не можем допустить вмешательства, которое уничтожит наши усилия, и не должны рисковать обнаружением, потому что агенты Сообщества продолжают нас преследовать. Поэтому нам необходимо поместить тебе в мозг небольшие приборы, которые обеспечат твое полное подчинение нашим указаниям.
– К дьяволу! – выпалила матушка Мастиф. – Я сто лет заполняла свою голову. Знаю все, что там запасено. И не хочу, чтобы кто-то там все разбросал. – Взглянув в сторону операционной, она не добавила, что никогда не лежала под ножом или лазером и смертельно этого боится.
– Послушайте, – в отчаянии продолжала она. – Я буду рада помочь вам. Буду говорить мальчику все, что захотите, не позволю ему делать то, чего вы не захотите. Но оставьте мою бедную старую голову в покое. Разве не полезнее я вам буду как добровольный помощник?
Брора сложил руки на столе и бесстрастно разглядывал ее.
– Это правда. Однако есть факторы, которые этого не допускают.
– Во-первых, потребуются такие действия, к которым ты не способна в силу недостатка умственного развития, но которые можно осуществить под руководством импланта. Во-вторых, нет никакой гарантии, что когда-нибудь в будущем ты не возмутишься и не расскажешь объекту все, что знаешь. Это имело бы катастрофические последствия для нашего эксперимента. В-третьих, хотя внешне ты будешь руководить мальчиком добровольно, он способен почувствовать твое внутреннее сопротивление и понять, что что-то неладно. А вот импланты, механические устройства, он почувствовать не сможет. И наконец последнее. Я думаю, ты лжешь, говоря, что станешь добровольно помогать нам.