– Вам полегчало?
Ида покачала головой:
– Мне бы непременно полегчало, если бы начались месячные.
– Кажется, вчера вы упомянули, что они начались, – пристально глядя на нее, сказала Годьерна.
– И прекратились.
– Говорите, вас тошнит?
Ида кивнула:
– Сегодня утром я ела только хлеб с медом, а вчера мне было так плохо, что я смогла проглотить всего пару кусочков хлеба, размочив их в вине.
Она смотрела, как рыба прыгает в ближайшем пруду, сверкая серебристой чешуей и плюхаясь в темно-зеленую воду.
– Когда у вас в последний раз были месячные?
Ида выглядела озадаченной:
– Кажется, в начале мая, но запоздали на несколько дней, и крови тоже было немного.
– Полагаю, вы могли понести.
Ида запаниковала, и ее затошнило еще сильнее. Она не желала даже думать о беременности. Ведь у нее шла кровь. И это, конечно, означает, что ее тело избавилось от мужского семени.
– Нет! – Она яростно затрясла головой. – Нет, это невозможно.
– Это самое вероятное объяснение. Если вы чувствуете себя распухшей, то в вашей утробе растет дитя. Я знаю нескольких женщин, у которых во время беременности продолжались кровотечения.
– Нет! – Ида ударила кулаками по коленям. – Нет! Я была осторожна. Я каждый раз пользовалась уксусом. Я делала, как меня научили.
– Дорогая, народные средства не всегда помогают, если Господь рассудил иначе. Несмотря на уксус, этому суждено было случиться. Вы здоровая молодая женщина, а у короля множество детей. Его семя сильное.
– Я не понесла, – повторила Ида и стиснула зубы, борясь с тошнотой.
Годьерна вздохнула и потянулась.
– Что ж, через несколько месяцев мы узнаем, кто прав. – Она по-матерински обняла Иду. – Не переживайте, милая. Случаются вещи и похуже.
– Нет, не случаются! – Ида ахнула, зажала рот ладонью, вырвалась из объятий Годьерны, упала на колени перед клумбой, и ее вырвало.
Несколько женщин посмотрели в ее сторону и обменялись понимающими взглядами.
Сады опустели, лишившись дневных обитателей и гостей. Павлины перебрались на шпалеры и в беседки, их резкие крики сменились мягким уханьем сов. Ида сидела на скамье из дерна, прислушиваясь к тихому журчанию родника, питавшего садовые пруды. Тонкий ломтик луны и россыпь звезд давали достаточно света, чтобы разглядеть темное мерцание воды. Рыба продолжала плескаться, прохладный ветер шелестел травой. Ида поежилась и пожалела, что не взяла плащ, но ей не хотелось за ним возвращаться. Пришлось бы разговаривать с людьми, а сейчас это было невыносимо. Тактичная Годьерна ничего не сказала бы, но других женщин мало беспокоило душевное спокойствие Иды, и шепотки уже просочились в жилы двора, по которым бежала кровь сплетен.
Ида поставила ноги на скамью и обхватила колени руками, задумавшись, сколь долго еще сможет это проделывать. Ее талия пока не раздалась, ничего не заметно, но она знала, что тело меняется, и бесполезно отрицать очевидное – она носит ребенка. К концу осени это станет очевидно всем. Она испытывала не меньше страха и стыда, чем в ту первую ночь, когда Генрих уложил ее в свою постель. С тех пор, убаюканная его заверениями, она утратила чувство реальности. Ида словно играла в игру, в которой время от времени приходится расплачиваться, а наградой за уступчивость служит красивая одежда, драгоценности и отблеск власти. Теперь игра окончена. Ида попалась и должна поплатиться. Горячие слезы бежали по ее лицу и стыли в лунном сиянии, она хлюпала носом и вытирала щеки тыльной стороной кисти. Хорошо хоть Роджера Биго нет при дворе – на лето он вернулся в Норфолк, но очень скоро приедет и увидит, в каком она положении. Как она сможет посмотреть ему в глаза? Как сможет посмотреть в глаза кому бы то ни было?
По светлой дорожке приближался мужчина, и Ида собралась было испугаться, но узнала Генриха по фигуре и хромоте. Наверное, ее кто-то заметил, подумала она, и сказал ему, где прячусь и почему.
Он остановился перед скамьей, сложил руки на груди и посмотрел на Иду сверху вниз:
– Дорогая, говорят, у вас есть для меня новость.
Ида покачала головой и зарыдала.
– Лучше бы не было, – всхлипывала она. – Что со мной теперь будет?
– Ах, милая! – Генрих сел рядом и притянул ее к себе, укрыв полой плаща. – Тсс, тсс! Плакать не о чем. Я о вас позабочусь. Как вы могли подумать иначе? Вы носите мое дитя.
Ида вцепилась в мягкую шерсть его котты и ощутила под ней крепкое сильное тело.
– Зачатое в блуде и рожденное вне брака. Я буду стыдиться своего греха.
– Нет, – возразил Генрих, – не надо так думать, любовь моя. Этот грех лежит на нас обоих, но вам опасаться нечего. Я уже говорил, что вы принадлежите мне, а королю всегда достается самое лучшее. Никто не посмеет смотреть на вас свысока.