— Воздух!
Все покидали вагоны, прятались в иссохшей траве.
Налеты вражеской авиации все учащались. Теперь и по ночам небо ревело моторами. В такие часы никто не спал. Говорили о войне, о сражениях. На верхних нарах неунываха-парень рассказывал:
— Фашисты, они нахалюги страшенные, а трусы. Дед мой, бывало, станет вспоминать, а он прошел и германский фронт, и под Псковом с немцами дрался, и гражданскую всю воевал. Так он всегда с пословицы начинал: «Пошел немец за шерстью, да вернулся сам стриженым».
Докончить он на этот раз не успел. Страшный рев обрушился сверху на эшелон. Сквозь него слышна пулеметная стрельба. Один заход, второй…
Первые жертвы. Трое убитых и трое раненых. В пустынной степи копали первую могилу для своих однополчан. Сняли доски с нар, выложили стенки, устроили крышку. Вырос свежий могильный холм. Кратки речи. Мощным залпом почтили память. Поклялись за все отомстить врагу курсанты-пулеметчики.
А впереди — Сталинград.
Пылающий город Виктор видел впервые. Это было кошмарное зрелище. Сталинград на всем своем пространстве вспыхивал то белым-белым, то желтым, то красным. Свет и тьма скачками сменяли друг друга. От каждой такой вспышки появлялась резь в глазах. Темнота казалась осязаемой, густой, как деготь. А вокруг — несмолкаемый визг авиабомб и грохот разрывов.
В. Г. КАРТАШЕВ
Батальону поручили оборону завода «Красный Октябрь». Виктору с друзьями, когда вытаскивали свой «Максим» на огневой рубеж, пришлось преодолеть развалины домов, воронки от снарядов и авиабомб. На путях горели вагоны с зерном. Едкий запах забивал дыхание, слезились глаза. Вдруг вспыхнули осветительные ракеты, и курсанты увидели, как метнулась одинокая фигура. Это была женщина. «Что ей надо в вагонах? Почему, рискуя собой, под градом пуль и жужжащих осколков она идет к пожарищу?» Но скоро все стало ясным. Женщина набирала в тряпицу обгоревшее зерно. Виктор кинулся к ней.
— Вы откуда?
— Вон из того подвала.
За грудами битого кирпича — полуразрушенная дверь. Духота и мрак. Две плошки на сколоченном из досок столе осветили плачущих детей. Их было много. Старики, женщины (это семьи рабочих завода «Красный Октябрь») успокаивали малышей. А те в голос:
— Ку-у-у-шать.
— Пи-и-ть.
Женщина развязала узел. Ржаные зерна высыпались на доски, разбросанные по бетонному полу.
— Потерпите малость. Сейчас лепешек испеку.
Полными слез глазами смотрели пулеметчики. Руки сами потянулись к заплечным вещевым мешкам.
— Нате вам, — охрипшим голосом произнес Виктор, отдавая свой паек из неприкосновенного запаса.
— А вы-то как же, дяденька? — слабым голосом протянула девчонка.
— Мы? Мы взрослые и пойдем бить фашистов. Не отдадим Сталинграда и тебя в обиду не дадим.
…Расчет занял позицию, удобную для обстрела. Виктор припал к прицелу. Шулаков подавал пулеметную ленту. Бочкарев и Кобелев чуть позади справа и слева залегли с винтовками. Старший расчета сержант Коробицын бегло осмотрел позицию и тут же скрылся куда-то. Только после боя узнали курсанты, что Коробицын за трусость отправлен с передовой.
День начался сильным артиллерийским обстрелом. Должно быть, враг готовился к атаке. Из окопчика, накрытого стальным листом, Виктор до боли в глазах всматривался в местность сектора обстрела. Ни одного фашиста! А покажись они — заработает «максим», будет косить их. «Каков он, враг? — думает Виктор. — И откуда появится? Со стороны вагонов? Там легче маскироваться. Тогда ударю по пристрелянной полосе. Не пройдет, гад».
Оборонительная линия, на которой был установлен и пулемет Виктора Карташева, проходила по самой территории завода. 30 сентября корпуса цехов в основном оставались целыми. Сильно пострадала только химическая лаборатория: снесена крыша, разрушены стены. И странное дело — на стеллажах, в отдельных ячейках, аккуратно завернуты, пронумерованы пробы металла. Будто на обеденный перерыв ушли люди и вот-вот вернутся, уберут битое стекло, штукатурку и вновь примутся за работу…
Высоко поднявшаяся пыль и дым пожарищ застилали небо. Першило в горле, тяжело было дышать. А тут еще бомба попала в цистерну с нефтью. Вокруг поползло огромное огненное пятно. Глаза слезились от едкого дыма, а защитный лист накалился, как сковорода на огне.
И вдруг Виктор уловил какое-то движение. Прильнув к прицелу, открыл огонь. Метнулись неясные в дымной завесе тени. Да, это был враг. Еще и еще очередь посылает Виктор. Как вдруг на него обрушилась, казалось, вся вселенная. Больше он не помнил ничего. Очнулся под лестничной клеткой полуразрушенного дома, что был позади его позиции. Кто-то вливал ему воду в рот. Над ним склонился политрук.