Оговорив условия, мы составили на немецком языке примерно такую бумагу:
«Начальнику гарнизона бункера. Предлагаем прекратить сопротивление и сдаться в плен. Гарантируем жизнь вам и вашим подчиненным. Дальнейшее сопротивление бессмысленно».
Уже перевалило за полночь, когда Лебединский проводил парламентеров в установленное место и там остался ждать их возвращения. Штурмовые группы Исакова, Кудрявцева и Акулинцева подошли близко к бункеру, но вражеские огневые средства и боевые возможности были исчерпаны до конца. По всей обстановке чувствовалось, что вот-вот кончится война. И на самом деле, до падения Берлина оставались считанные часы.
Вскоре через заместителя начальника оперативного отдела дивизии гвардии майора Пайгусова мне стало известно, что 2 мая в 00 часов 40 минут радиостанция 79-й дивизии приняла радиограмму 56-го немецкого танкового корпуса:
«Алло, алло! Говорит 56-й танковый корпус. Просим прекратить огонь. К 12 часам 50 мин. по берлинскому времени (2 часа 50 минут московского времени) высылаем парламентеров на Потсдамский мост. Опознавательный знак — белый флаг на фоне красного света. Ждем ответа».
Об этой радиограмме генерал Станкевский немедленно доложил командующему 8-й гвардейской армии Чуйкову.
2 мая в 4 часа вернулись наши парламентеры с моей бумагой. На ней же, за подписью одного из генералов, сообщалось о принятии наших условий. На рассвете этого дня из смотровых окон и дверей бункера показались долгожданные белые флаги. Скоро потянулась длинная вереница отвоевавшихся солдат и офицеров.
Ответственным за сбор и отправку пленных был назначен командир комендантского взвода старшина Леонид Иванов, который неплохо владел немецким языком. Однако вскоре пришлось выделить ему помощника — командира автоматной роты Солодовникова: в бункере оказалось более тысячи человек, среди них — десятки полковников и несколько генералов.
Командирам батальонов я уточнил дальнейшую задачу и приказал овладеть Берлинским ипподромом. Они приступили к выполнению этой последней задачи. И тут выяснилось, что в бункере сосредоточено большое количество художественных ценностей: древнейшие картины великих мастеров кисти, награбленные фашистами во всех странах Европы. Начальнику штаба полка Провоторову я дал указание обеспечить сохранность ценностей.
Было около одиннадцати часов, когда к нам на машине подъехал генерал Станкевский и, не ожидая моего доклада, по инерции шумно приказал:
— Вперед, вперед! Что вы остановились?
Я коротко доложил, что батальоны Шевцова и Черкасова, не дойдя до ипподрома, встретились с воинами 207-й стрелковой дивизии 3-й ударной армии генерала Кузнецова. Наступать пока некуда.
— Ждите новых указаний, — сказал генерал и возвратился к себе на командный пункт.
Трех пленных немцев, как и обещали, отпустили на свободу, снабдив полуофициальным документом, в котором удостоверялось, что этот гражданин оказал услугу Советской Армии.
Шли последние часы берлинских боев. На нашем участке установилась тишина. Но где-то в городе еще грохают выстрелы и взрывы — не угомонился, не успокоился разгневанный бог войны — артиллерия. Однако звуки эти, отдаляясь и утихая, больше напоминают победный гимн, радуют сердце солдата. Во второй половине дня 2 мая 1945 года поверженный фашистский Берлин покорно умолк.
А на следующий день корреспондент «Известий» и Совинформбюро Роман Кармен посетил опустошенные правительственные здания, зоопарк и так рассказал об этом:
«Я много видел за эти дни в Берлине. Я ходил по бесконечным анфиладам комнат рейхсканцелярии Гитлера, спускался в бункер.
Я был в германском генштабе. Огромное серое здание в районе Тиргартена. Бесконечное количество комнат, похожих одна на другую, подвальные радиостанции, электростанции, ряды шифровальных машин, фотолаборатории. В этом холодном мозговом центре германской военной машины зрели и рождались безумные планы мирового господства, разрушения стран, уничтожения народа. Отсюда щупальца немецкой разведки проникали во все уголки земного шара. Теперь тишина, груды камней, пыль.
Я прошел по этажам здания гестапо, сильно разбитого бомбардировкой, где разбросаны из шкафов миллионы фотографий каких-то людей. Люди, улыбающиеся на этих фото, не подозревали, что на каждого из них есть дело, папка…
Побывал я и в «королевстве» Риббентропа — министерстве иностранных дел и в личном его особняке. На полу я подобрал листок с планом столовой министра, где размечены места за столом: стул министра, стул госпожи Риббентроп, стулья гостей. На полу в столовой валяются гильзы от снарядов, фаустпатроны.