Эти аргументы были не без резона. Конечно, я на отличном счету на работе, вовремя оплачиваю налоги, штрафовать меня ни за что не штрафовали. Но вот мои бабы… если в суде соберутся консерваторы, ратующие за традиционные семейные ценности в духе времен королевы Виктории, мне придется туго. Вряд ли Меган накопает на меня что-то серьезнее этих интрижек, но я-то осознавал, во что ввязался, и мне уже было не по себе.
Еще года три назад я и не думал, что так влипну! «Конфликт между личным и общественным» казался мне сухой фразой из школьных учебников по мировой литературе, уделом героев прошлых веков вроде Сида и Федры. А тут выбор стал передо мной, современным человеком. Мне ведь глобальные вопросы нафиг не сдались. У меня была конкретная цель: любой ценой воплотить в жизнь планы Криса, освободить его от угрызений совести за погубленные жизни доноров.
Любой ценой – вот тебе и цена. Судебное разбирательство с Меган придется отложить и дальше оставаться для сына «воскресным папой». Ведь что я получу, если брошу свои планы на полпути? Где гарантия, что всё не вскроется случайно в процессе тяжбы… да я могу всё потерять.
После встречи с адвокатом я приехал домой и опрокинул пару рюмок коньяка, почти не чувствуя вкуса.
Крис и его проект.
Кэрри, ее шансы выжить и моя надежда на жизнь с ней.
Может, я просто построил себе воздушные замки – мы, мужчины, охотники по природе, и недоступная дичь нам желаннее всего. Но лучше уж быть с женщиной и разочароваться в ней, чем наблюдать за тем, как она медленно умирает, и быть не в силах что-либо сделать.
И только я пришел в себя после разговора с адвокатом, мне написал Заганос. Ему доверили нового подопечного, который должен стать для него последним. Да, при таком помощнике мальчишка может протянуть года два, но… я все же предполагал больший срок! Успею ли я выяснить, кто из хирургов должен будет оперировать Уэсли? Успею ли я найти подход, склонить врача на свою сторону общим интересом или шантажом? Если бы у меня было больше времени, я бы рассматривал и вариант подкупа, а теперь – как в короткие сроки провернуть дельце, способное принести достаточно денег? Притом, из всех вариантов этот самый ненадежный. Большие деньги легко перекрываются очень большими деньгами. И даже миллионы не гарантируют молчания!
Я ответил Заганосу, чтобы он сохранял спокойствие, но история с его подопечным мне очень не понравилась.
Покопавшись же в деле еще, я понял: это полный п…ц. Другого слова я не найду.
Начать с того, что мальчишку, почти еще ребенка, должен будет оперировать Крис. А нервы у него на пределе, я-то знаю, что чем дальше, тем больше он жалеет доноров, а особенно вот таких, как Кэрри О. или Махмуд Т. – юных и не успевших толком пожить. Если Крис сорвется, это будет финиш. Все мои усилия, все мои бессонные ночи просто накроются.
Дальше – хуже. Посидев одной ночью в базе данных, я выяснил, кто является оригиналом Махмуда Т., и тут уж не удержался и швырнул чашку об стену. Еще хорошо, что чашка была пуста. Нет, ну это же издевательство какое-то!
Первоначальной версией оказался парень по имени Мехмет Бали, двадцатичетырехлетний балбес, единственный сын банкира и бизнесмена Касима Бали. Пока отец трудился в поте лица своего, юный мажор забросил толком не начатое высшее образование, кутил в самых дорогих ночных клубах, пассий менял чаще, чем носки, и относился к слабому полу в высшей степени безобразно. Друзей он тоже не жаловал – хотя есть ли у таких друзья? Просто прихлебатели, которым нравится жить за чужой счет.
Бали-младший умудрился стать самой настоящей звездой ютьюба: поиск услужливо выдал мне видео, на которых будущий богатый наследник отрывался на вечеринках, гонял на крутой тачке по скоростным трассам, курил кальян, бил девиц и заставлял парней из домашней прислуги лизать ему ботинки. Как я понял, Мехмет выбрал жертв, держащихся за хлебное место, чтобы прокормить семью, и не стеснялся попрекать их «благодеянием» в виде хорошо оплачиваемой работы. Вот же идиота кусок!
В двадцать четыре вид у пацана был уже слегка потасканный, морщинки у глаз и желтоватая кожа выдавали привычку к клубному образу жизни и курению, хорошо еще, если только сигарет. Неприятный прищур, злобный взгляд, уродская стрижка с выбритыми висками и частичной покраской волос в ядовито-салатовый цвет. Наверное, мажор вообразил, что у него крутой рокерский вид, но выглядел он скорее как лицо нетрадиционной ориентации в худшем смысле.
Оценив «товар лицом», я понял: такой оригинал не даст Махмуду Т. долго любоваться красотами земного мира. Прокурит легкие, заработает себе язву коктейлями на голодный желудок – и конец кино.
Похоже, я должен рассчитывать на крайне сжатые сроки.
Была уже глухая ночь. Я закурил прямо в комнате. Как, как я проверну дело, рассчитанное года на три?!
Нет уж, я не сдамся.
Комментарий к Глава 25. Доминик Райтхен
(1) миз – в данном случае подразумевается, что в замужестве женщина сохранила девичью фамилию.
========== Глава 26. Заганос З. ==========
Жизнь, ресурсы и гордость – это нельзя забирать у людей, такое никогда не простят.
(с) Империя Альтаир
После того, как мне поручили Махмуда Т., для меня началось тяжелое время. В Лондоне меня будто на части разрывали – едва я приезжал к своим подопечным, меня звали еще и к тем донорам, чьи помощники временно находились на других точках. Раньше, конечно, тоже так бывало – но не в таких масштабах. А если учесть то, что доноры, к которым меня звали, были самыми бесперспективными, то есть идущие на четвертую или восстанавливающиеся после неудачно прошедших операций… я подозревал, что слух о «конце моего времени» прошел, и врачи пытаются выжать из меня всё возможное.
Конечно, это неудивительно: хирург в первую очередь заботится о пациенте-человеке. А донор что? Понадобится, нового сделают. Я уже сбился со счету, сколько раз за то время, что я работаю, я заново делал перевязки после того, как донора кое-как перевязали в операционной, сколько обрабатывал раны, следил за состоянием дренажей и при необходимости ставил их заново сам, когда от меня отмахивались врачи и медсестры, мол, «у нас столько людей в отделении, а ты нас отвлекаешь».
Доктор Лоу, вроде бы, не такой. Когда я познакомился с ним, он показался мне вполне вменяемым человеком. Не повышает голос ни на персонал, ни на помощников и доноров, общается с нашими, как с людьми – без этих жестов и команд, как для животных. Мне сразу показалось, что он даже сожалеет о том, как всё получается.
К Махмуду я прибывал или рано утром, как раз на время обследований и анализов, или вечером, уже основательно вымотавшись после визитов к Дорис и Шарон. И понемногу закипал от этого непробиваемого идеализма, от бесконечных вопросов: «Со мной всё в порядке? А когда будут результаты? Может быть, люди умирают, пока меня тут держат просто так…». Или, бывало, парень рассказывал мне про свои эссе, про всех этих давно умерших рыцарей и поэтов, про какую-то неземную любовь. И так смотрел на меня своими широко распахнутыми голубыми глазищами…
К нему все в клинике как-то сразу привязались, с интересом слушая, как он развлекает освободившихся сестер и помощниц, читая наизусть старинные стихи. Медсестры улыбались в ответ на его искреннюю улыбку, приносили сладости, которые Махмуд любил, и по чуть-чуть угощали его. Бывало, я слышал горестные перешептывания: «Бедный мальчик! Такой милашка… ну почему, за что ему такая судьба?..». Да уж, могут такие ангелочки растопить женское сердце.
Да и у меня на душе было неспокойно. Может, Махмуд слишком напоминал мне того, кого я любил и потерял. Или…
Нет, я не хотел о таком думать. Не время.
…Как-то в один из моих вечерних визитов мы с Махмудом вместе с остальными донорами и помощниками сидели у телеэкрана в комнате отдыха. Шел какой-то сентиментальный фильм из тех, которые часто включают для таких, как мы: о чистой любви, чувстве долга и самопожертвовании ради ближнего. Главная героиня отказалась от любимого мужчины потому, что в него была влюблена ее младшая сестра, и осталась в их доме, заботясь о счастливой паре, по сути, проживая их жизнь вместо своей собственной. Не помню всех перипетий сюжета, не особенно я в них и вникал, занятый более важными мыслями. В памяти всплывает только один кадр – молодая женщина, плача, идет под дождем.