В ее взгляде и выражении лица я видел не просто сдержанное принятие, а одобрение.
- Я много кем бы мог стать… - с горечью ответил Заганос, и взглянул куда-то в сторону. Кажется, совершенно случайно Эстер задела его за живое. – Нам, воспитанникам Хейлшема, дали такие знания и так развивали наши таланты, что мы могли бы… но мы остаемся просто живыми контейнерами для органов.
Мне стало неловко. Я смущенно сказал:
- Мне жаль, что Ник хочет использовать вас, чтобы помочь мне.
- Это не так уж страшно, доктор Лоу. Для меня любая судьба лучше, чем та, которую мне предназначили.
*
Еще довольно долго мы обсуждали техническую сторону дела. Когда Заганос уехал, Эстер сказала мне:
- Редко бывает, чтобы двойник столько унаследовал от оригинала. Этот молодой человек, конечно, талантливее и благороднее… по крайней мере, он переживает не только за себя. Но умение идти ради цели на всё у него уже в крови.
Комментарий к Глава 33. Кристиан Лоу
(1) английский пирог из мяса, овощей и пюре.
========== Глава 34. Заганос З. ==========
Now you see me
And now you don’t
It’s not something that you wanna remember
I swear this is something that you wanna forget
If you think that you’re alive right now keep dreaming
I swear I’m never gonna let you wake from this
Ghosts of August - Run + Hide (1)
После визита к семье Лоу мне еще меньше хотелось возвращаться на съемную квартиру и проводить время в одиночестве за чтением необходимого материала. Уют настоящего дома и счастье состоявшейся пары напоминали мне о вещах, которых мне не иметь никогда. Даже если я выживу.
У «людей снаружи» жизнь тоже не идеальна, у них есть свои несбыточные желания и невидимые оковы. Привязанность к родным и друзьям, вражда, страх перед теми, кто сильнее, долги… всё это сжимает в тисках не хуже перспективы донорства. Почему же тогда кто-то принимает свою судьбу, а кто-то борется? И что правильнее, если итог для всех один?..
Нет ответа.
*
Почти неделю я не бывал в Сент-Пол. У Маргарет состоялась пятая выемка, и, хотя девушка выжила и держалась молодцом, ей требовалось больше внимания, чем остальным моим подопечным.
Маргарет нравилась мне. Как друг, я имею в виду. Мы пересекались, когда она еще работала помощником, и нам всегда было приятно сесть вместе поболтать в свободную минутку. Теперь же, всякий раз, когда я бывал у нее, меня мучило жгучее чувство вины за то, что даже при самом удачном варианте развития событий спасти ее я не успею.
Пять выемок. Это уже приговор.
Она же наоборот, была довольна тем, что ее помощником назначили именно меня. «Я тебя знаю», - говорила она, и спокойный зеленовато-голубой взгляд сиял той покорностью, от которой мне всегда хотелось выть. – «Гораздо лучше, когда рядом есть кто-то, кого знаешь… в положении донора слишком трудно привыкать к новым лицам. А особенно, если помощника меняют. И ты многое делаешь, чтобы твоим подопечным было легче… к твоему мнению прислушиваются…».
Маленький человек – так, кажется, в классической литературе когда-то называли таких жертв, смиренно принимающих страдания по вине «высшего класса».
А мы маленькие… не люди даже.
И так невысокая и хрупкая, сейчас Маргарет казалась белой фарфоровой куклой. Только глаза оставались по-прежнему яркими.
Я сидел с ней до ночи, а иногда и на ночь оставался в Илфорде. Но к выходным я все-таки вырвался в Лондон. Доктор Лоу не возражал, чтобы я повез Махмуда куда-нибудь прогуляться, и я предложил Хайнолт Форест Кантри (2). Не было ничего необычного в нашем желании посмотреть на озеро и вековые деревья, и в то же время там мы могли поговорить без посторонних ушей.
Тянуть дальше некуда, даже та неделя, которую я провел в другой клинике, значила слишком много. Мы теряем день за днем тогда, когда, может быть, счет идет на минуты.
В пути Махмуд с интересом смотрел в окно машины, разглядывал мелькающие за стеклом пейзажи, постоянно спрашивал меня, видел ли я всё это раньше и какими были эти места пару лет назад. Чтобы немного развлечь его, я остановился у придорожного кафе, мы взяли колу, сендвичи и мороженое, и сели за столиком на террасе. Бедный парень, когда я предложил купить мороженое, он посмотрел на меня такими глазами, будто я заговорил о курении или сексе в публичном месте… не знаю даже, какой вариант выглядит ужаснее в глазах воспитанника Хейлшема. Еще бы, нам столько говорили о том, что пища должна быть только здоровой!
- Мы поделим одну порцию на двоих, - сказал я. – Попрошу две ложечки к одному шарику, вот и всё.
- На кассе на нас посмотрят, как на придурков!
- О мое невинное летнее дитя (3), ты еще не видел настоящих придурков. Скажу, что мы профессионально занимаемся вокалом и много холодной пищи нам нельзя.
Бедняга. Я смотрел, как Махмуд осторожно пробует мороженое, какой наивной радостью сияет его взгляд, и чувствовал себя настоящим мерзавцем из-за того, что я должен ему сказать и из-за того, что я делаю, к чему иду в эти годы. Все эти сделки, эти планы… чем я лучше своего оригинала, в конце концов?..
…Несмотря на выходной день, людей в парке было немного. Мы бродили по аллеям, смотрели на огромные, тянущиеся ветвями в небо деревья, пережившие не одно поколение людей. Эти деревья были посажены совсем другим народом, еще не знающим, что такое «прокачка» и «прошивка».
Дойдя до озера, мы залезли на огромное бревно, лежащее на берегу в тени ивы. Я смотрел на спокойную темно-синюю гладь и не знал, с чего начать разговор. Сорвал ивовый листок и понемногу обрывал его.
- Зачем ты так? – Махмуд остановил меня.
Ему даже растение жаль! И почему он должен выживать в мире, где никто никого не жалеет?!
- Неважно, - я отбросил листок в сторону. – Знаешь, я хотел сказать тебе… мы не просто так сюда приехали. Нам нужно поговорить без посторонних ушей. Это касается твоего оригинала.
- Тот парень? – Махмуд со страхом посмотрел на меня. – Он… ему понадобится… «прошивка»?
- Возможно, даже скорее, чем ты думаешь, - сказал я, сжав кулаки так, что ногти до боли впивались в ладонь. – А самое паршивое, он уже, по сути, живой мертвец. Что с «прошивкой», что без. Если столько курить, причем не просто сигареты… и пить столько спиртного…
- Не может быть! – воскликнул он.
- Конечно же, ему не внушали с самого детства, что вредные привычки убивают! – ехидно сказал я. – Но суть не в этом. Бали долго не протянет. Поэтому кое-кому выгодно заменить его тобой. Когда придет день операции, тебе дадут наркоз, но выемки не произведут. Вместо тебя умрет твой оригинал.
- Это преступление… - Махмуд закрыл лицо ладонями. – И… каков бы ни был Мехмет Бали, он мое второе «я», наши жизни связаны. Так нельзя! Это грех.
- А он не совершает грех, когда издевается над беззащитными людьми? – холодно спросил я. – Ты же заходишь в сеть, чтобы почитать всякие романы и стихи… а вот хоть разок посмотри видео со своим оригиналом. Увидишь тогда, прав я или нет.
Он убрал ладони от лица, помотал головой, нахмурился и исподлобья посмотрел на меня.
- Ты не должен мне такое говорить, Заганос. Мы пришли в этот мир для того, чтобы спасать жизни.
- Эта жизнь так ценна? Жизнь выродка, насильника!
- Неважно, какой он… важно то, какие мы. Не должны же мы опускаться до жестокости и насилия.
Я взял его за руку так, чтобы наши пальцы переплетались.
- Махмуд, разве ты не хочешь жить? Что хорошего в том, чтобы умереть в восемнадцать лет?!
По бледной щеке потекла слезинка.
- Не спрашивай меня. Заганос, прошу тебя, не спрашивай… я не должен хотеть больше, чем мне разрешено…
Я молчал. Махмуд слишком честен и порядочен для этого мира, я ничего от него не добьюсь. Картина провала уже с жуткой четкостью возникала в моем сознании.
- Ты говорил, существует отсрочка… может быть, нам стоит поехать к мисс Эмили или к Мадам? Сказать, что у нас любовь. Настоящая любовь, - неуверенно продолжил Махмуд.
Как же я жалел, что тогда солгал ему! Но пути обратно уже не было.
- Понимаешь, для этого нужно время… чтобы нас приняли, посмотрели наши работы из Галереи и нынешние. Чтобы подумали и приняли решение. А у нас очень, очень мало времени… и… не знаю, как Мадам отнесется к тому, что парень может любить парня.