Наивно так думать.
Заганос называет меня «невинным летним ребенком» - то ли потому, что у меня день «рождения» летом, то ли это цитата из какой-то книги, которую я не читал. Я в самом деле многого не знаю. Я запутался.
*
Я уже не одну ночь лежу без сна, вспоминая поездку в Хайнолт Форест Кантри и разговор о подмене. Наверное, только тогда, когда Заганос говорил, что меня ждет, я в полной мере осознал – выемки и смерть происходят не где-то в параллельном мире, а рядом, это та самая страшная реальность, после которой ничего не будет. Я не стану писателем, не увижу друзей из своего класса, они никогда не осуществят свои мечты стать кем-то. Мне уже не стоять на берегу вот этого прекрасного озера… скорее всего, я не доживу даже до двадцати лет.
Если не соглашусь на этот грех, на этот безумный план.
*
Я уступаю, соглашаюсь, во всем слушаюсь Заганоса. Когда мы остаемся одни и я вижу почти безумный блеск в его глазах и слышу этот шепот – «Люблю тебя… живи…» я забываю о своем долге.
В сентябре в Сент-Пол приезжает Томми Д. – он помощник, у него какие-то поручения в Лондоне, и в свободную минутку он заглядывает навестить тех, кого знает по Хейлшему. Я спрашиваю, знает ли он Ибрагима В..
- Ибрагим на два года старше меня, - рассказываю я. – Он высокий, темный, с карими глазами. На Распродаже он купил такую смешную шапку в турецком стиле, и все его дразнили Шапка-Ибрагим.
Томми Д. морщит лоб, припоминая.
- Да, помню такого парня. Я знал его.
Меня настораживает, что он говорит об Ибрагиме в прошедшем времени.
- Что с ним сейчас?
- Завершил. На второй. Мне очень жаль, Махмуд…
Оказывается, Ибрагима забрали из Коттеджей через год – поработать помощником он не успел, его сразу отправили в клинику. Первая выемка прошла уже очень тяжело, второй он не выдержал.
«Понимаешь, Махмуд, девчонки говорили мне, чтобы я не затрагивал такие темы, когда буду говорить с тобой, но лучше пусть скажу я, чем ты случайно узнаешь сам. Не все клиники так хороши, как Сент-Пол, и не все врачи так добры и внимательны, как доктор Лоу. Ибрагим говорил, что у него всё в порядке… но многие из наших до последнего делают вид, что всё о’кей. Мне казалось, он даже рад был, что быстро завершит».
*
…Мне восемнадцать лет и четыре месяца. Мой оригинал попадает в аварию. Заганос помогает мне подготовиться к операции. Он совершенно спокоен, когда сопровождает меня на процедуры, но я помню, как дико он смеялся, когда услышал новости, как мы прижимались друг к другу, не в силах отпустить, хоть на миг.
Когда мне наголо обстригают волосы – так велел доктор – Заганос подбирает прядь моих волос и прячет в карман.
Меня зовут на премедикацию, мы прощаемся у двери манипуляционной комнаты. Обнимаемся и целуемся, не смущаясь от присутствия случайных свидетелей.
Последнее «прощай».
Закончится ли план успехом или провалом, я понимаю, что мы можем никогда не увидеть друг друга.
========== Глава 37. Кристиан Лоу ==========
Эстер говорит, что сердце Мехмета Бали остановилось вскоре после того, как она подала наркоз. Травмы в сочетании с предыдущим воздействием веществ на организм уже не оставляли шанса, и стандартная доза оказалась смертельной.
Я подозреваю, она лжет. Слишком хорошо изучил ее за эти годы, мы чувствуем друг друга на уровне интуиции. Но понимаю – лучше мне поверить, что на моих руках крови Бали нет. Мое дело – разблокировать донорский браслет перед операцией и на специальном аппарате ввести данные:
«Начало выемки: 00:00.
Возраст донора: 18 лет 4 месяца
Уровень возбуждения перед операцией: 3/5
Планируемая выемка: 4+ (полная)».
Мое дело – сделать качественную имитацию шрамов и послеоперационных рубцов. Специальные накладки и обработка кожи веществами имитируют гематомы. Их можно убирать со временем, имитируя процесс восстановления организма.
Нас трое: я, Эстер и сестра Боунс – оказывается, Чемберзы приходятся ей какой-то очень дальней родней, троюродной или около того. Настоящая удача. Пожалуй, это хороший знак.
Мы с мисс Боунс накладываем перевязки и лонгеты на тело Махмуда Т. и перекладываем его на койку для транспортировки в ВИП-палату. Тело Мехмета Бали накрываем специальным покрытием и перемещаем на устройство, с помощью которого тело завершившего донора из операционной сразу отправляется в крематорий.
«07:00. Донор Махмуд Т., выемка 4+ (полная) – завершил, утилизирован. Запрос: перевод учетной записи в архив».
Дело сделано. Мне не верится. Мне кажется, что всё произошло во сне или что всё сделал не я. Я прихожу из операционной в ординаторскую, достаю из тайника виски, опрокидываю рюмку и, не раздеваясь, засыпаю на диване.
*
К полудню и стационарный, и мобильный телефон разрывались от звонков. На незнакомые номера я не отвечал, догадываясь, какую бурю поднимут журналисты. Да они слетятся на сенсацию, как мухи на мед – сын Касима Бали попал в аварию, причем стал виновником смерти беременной женщины и маленького ребенка! Я не удивлюсь, если клинику начнут осаждать толпы людей, требующих справедливого возмездия.
Я ответил только на звонок мистера Бали.
- Доктор Лоу на связи. Слушаю вас.
- Мехмет жив? – взволнованно спросил банкир. – Вы спасли его?
- Операция продолжалась семь часов. Сейчас состояние стабильно тяжелое, - привычные фразы я произносил на автомате.
- Доктор! Скажите, Мехмет выкарабкается? – он кричал в трубку. – Поймите, моя жена от тревоги с ума сходит! У нее давление упало. Она с постели не поднимается, как только услышала про аварию.
Мне так и хотелось спросить, переживают ли мистер и миссис Бали о несчастном мистере Чемберзе, который в одночасье лишился и жены, и дочери, но я сдержался.
- Я сделал то, что зависело от меня. Если организм успешно интегрирует пересаженные органы, ваш сын выздоровеет и будет абсолютно здоров. Но, естественно, качество его жизни изменится.
Все говорят, что врачи циничны. Но именно цинизм нас всегда выручает.
- Что вы имеете в виду под «качеством жизни»?! – зло выкрикнул мистер Бали. – Мехмет останется инвалидом?
Я вымученно засмеялся, чувствуя себя бесправным слугой, от которого хозяин требует невозможного.
- Нет, что вы. Я имел в виду, что о вредных привычках ему придется забыть навсегда. Никакого курения, из спиртного – максимум бокал в праздничные дни, и то в первые четыре года после «прошивки» я бы рекомендовал воздерживаться. Дозированные физические нагрузки. Стабильный режим дня, ночные клубы тоже исключены.
- А, ну если только это!.. – мужчина с облегчением вздохнул. – Может, хотя бы эта «прошивка» сделает из моего лоботряса человека. Поймите меня правильно, доктор, я только для супруги стараюсь.
- Понимаю вас. Если бы у меня был ребенок, я бы тоже пытался уберечь его любой ценой. Но есть еще один момент, мистер Бали. Это не телефонный разговор. Вы бы могли подъехать в клинику… сегодня вечером, допустим. Или завтра утром. Травма и операция имеют еще одно последствие, это требует детальных объяснений. Желательно, чтобы присутствовала и миссис Бали.
- Во сколько это обойдется, доктор?
Мне, в принципе, понятно, отчего Мехмет Бали, мир его несчастной душе, стал именно таким: когда отец в первую очередь интересуется, во сколько что обойдется, трудно ожидать от сына стремления к возвышенному.
- Мы обсудим программу реабилитации и просчитаем всё вместе, - обтекаемо ответил я.
Мистер Бали пообещал приехать завтра утром. Меня трясло. Конечно, удобоваримая ложь готова давным-давно и я сумею преподнести ее так, чтобы мне поверили… но страх провала преследовал меня. Не оставляла мысль, будто всё написано у меня на лбу.
Махмуд Т. – нет, теперь уже «обновленный Мехмет Бали» пришел в себя после наркоза, но все еще был очень слаб. Даже не то чтобы слаб, просто подавлен страхом. Когда я зашел на обход, он смотрел на меня, будто не узнавая. Боялся даже слово произнести.