- Я слышала, во Второй Королевский пришли новые врачи, - я попыталась сменить тему. – С ними легче работать.
Мы шли по длинному коридору, который казался почти бесконечным. Я украдкой взглянула на Оливию. Блестящие черные локоны, крохотная родинка на щеке, стройная фигура. Она ведь еще так молода – неужели не хочет жить?!
Оливия упрямо продолжила:
- Я просто чувствую, что мне пора. Мы все рано или поздно к этому приходим. Вот ты, Кэт… тебе ведь уже двадцать восемь. Мало кто задерживается в помощниках до такого возраста. Это даже странно. Ну что ты будешь делать к тридцати, когда никого из твоих одногодков не останется в живых?
- Это не от меня зависит! – резковато ответила я.
- Но может, тебе стоило бы намекнуть куратору или врачам…
- Послушай, Ливи, мы ведь не знаем всей правды до конца, - этот разговор начинал меня злить.
- А нужна ли кому-то какая-то там правда? – Оливия тоже рассердилась. – Наша судьба молчать и подчиняться, так было и будет, и ничего не изменится!
Даже когда разговор на подобную тему заводила Рут, мне не было так обидно.
Может, потому, что тогда, два года назад, перспектива извещения была достаточно далекой. А может, просто подобные слова имеют свойство со временем ранить еще больше. Не знаю…
*
Время летело незаметно. Мне приходилось ездить по всей стране, я ночевала в клиниках, не успевала поговорить почти ни с кем из знакомых. Всё на ходу, всё на бегу. Но я даже была этому рада,… усталость забивала все тяжелые мысли. Я утешала себя только одним: если бы случилось что-то действительно из ряда вон выходящее, об этом уже узнали бы все.
Лето выдалось невыносимо жаркое. Заканчивался август, а солнце палило нещадно, даже, казалось, сильнее, чем в июне. Я как раз ехала в Кингсвуд, и остановилась на станции обслуживания, чтобы мне залили бензин в бак, а заодно и сходила в магазин купить минеральной воды. Но не успела я сделать глоток, как зазвонил мобильный.
- Томми?
- Алло, Кэт… ты можешь говорить? – голос у него дрожал. – Ты слышала? Тебе еще не присылали сообщение или что-то в этом роде?
- Я целый день в разъездах, - растерянно сказала я. – А что случилось?
- Объявили, что прежнюю систему донорства отменили! – взволнованно сказал Томми. – Это точно, не слухи. Я как раз был в Сент-Чарльз, нас всех позвали к телевизору. Выступал сам министр. Донорство отменят, мы получим права обычных людей. Нам оформят документы, засчитают стаж работы в медицине. Кэт, мне прямо не верится…
Получилось. Удалось. Мы выстояли, мы вместе это сделали!
Я молчала, тяжело дыша. Внезапно всё стало неважным: удушающий зной, усталость, жажда.
То, о чем я мечтала, свершилось!
- Кэт, ты как там? – с беспокойством спросил Томми.
- Прекрасно! Мы же теперь будем вместе, правда?
- Правда, - согласился он, и я услышала сдавленное всхлипывание. – Кэт, когда мы получим документы… выходи за меня замуж!
- Да! – не задумываясь, воскликнула я. – Да, Томми! Я же говорила тебе, помнишь?..
*
Когда я прибыла в Кингсвуд, там царила обстановка, напоминающая день окончания войны в каком-то старом фильме. Растерянные, ошеломленные парни и девушки собирались стайками, переговаривались, некоторые обнимались. Перешептывались, что доноры, у которых уже были выемки, пройдут программу восстановления по новой технологии.
Многие плакали. Даже парни.
- То есть?.. Выходит, мы не нужны?
- Но мы будем жить, как обычные люди!
- Помнишь, мы с тобой мечтали в Коттеджах, что будем работать на ферме? Теперь мы и правда сможем…
- Раньше мы знали, в чем смысл нашего существования. А сейчас?
Разноголосый гул сбивал с толку.
Многие из нас втайне надеялись хотя бы на отсрочку, но к такой значительной перемене оказались готовы далеко не все.
Я и сама, признаться, не до конца представляла – а что же буду делать я?
Все мои стремления сосредотачивались на том, чтобы помочь Томми выжить, чтобы нас не разлучили навсегда. И вот, возможно, мы станем мужем и женой.
Но как мы будем жить?..
========== Глава 48. Заганос З. ==========
Месяц за месяцем я жил чужой жизнью. Казалось, даже став горсткой пепла, развеянной по ветру, мой оригинал омрачал мое с виду безбедное существование.
Втайне меня бесило всё. Необходимость носить серые костюмы, которые не нравились мне, но были «фишкой» настоящего Уэсли, как часть имиджа надежды и опоры консервативного среднего класса. Те самые консервативные ценности и речи об общем благе – как же я ненавижу эту слащавость!..
Я копировал почерк оригинала – это было не так трудно, манера письма у нас почти совпадала – это мелкое притворство было подобно песчинке, попавшей в обувь и мешающей ходить.
А пытаться исправить его ошибки, разрываться между желанием быть более терпимым к людям и опасением, что они могут заподозрить неладное, если начальник вдруг «подобреет»… это было хуже всего. Я постоянно балансировал на грани, держась отстраненно-вежливо и делая вид, что слишком занят работой, чтобы кого-либо высмеивать или критиковать из-за вещей, неважных для главных проектов. Но от такого себя мне становилось противно.
Постоянная ложь, игра, маска, роль. Я помнил, что должен отдавать предпочтение тем же напиткам и закускам, что «предшественник», не водить машину сам, а пользоваться услугами водителя… появляться на значительных мероприятиях в сопровождении охраны… делать вид, что люблю классическую музыку, оперу и балет – хотя настоящий Уэсли тоже делал вид, судя по подборке всякого примитива в личных файлах.
А кое-что я просто не мог повторять за ним.
Доводить Изабеллу так, как настоящий Уэсли, я не смог бы, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
Мы по-прежнему пересекались лишь изредка, существуя каждый согласно своих привычек и только на публике изображая идеальную семью. Наедине я говорил с женой так спокойно и вежливо, как с любым другим человеком в моем окружении. Она же долгое время вздрагивала всякий раз, стоило мне обратиться к ней.
Грядущие перемены занимали всё мое время. И это было то, ради чего я смирился со своей маской. Будучи Лейтоном Уэсли, я изучал, как функционируют клиники, над какими проектами работают ученые и как сделать достижения высокой науки доступными обыкновенным людям.
Рано утром я выезжал в министерство, работал с короткими перерывами на обед и иногда на интервью, возвращался домой не раньше семи-восьми часов вечера, что-нибудь еще читал по проектам или набрасывал в блокноте планы на будущее, и засыпал, где находил точку опоры.
В выходные я звонил родителям или приезжал к ним – единственный случай, когда я садился за руль сам. На обратном пути я заезжал куда-нибудь, где мог остановиться и просто посидеть в машине и порисовать. Рисунки я потом прятал.
Ведь только в них я мог быть собой, таким, как есть.
*
Когда документы по реформе первого уровня медицины и системы трансплантологии были подписаны, я еле удерживался, чтобы не потереть глаза, убеждаясь – я не сплю, всё это не сон…
Подумать только, я говорил с премьер-министром Франции, и месье Виргилио Луис сказал, что новые методы лечения тяжелых заболеваний не только доступны среднему классу, но и более этичны, отмена института донорства положительно скажется на имидже Британии в мировом сообществе.
Это сделал я.
Я закрыл эту страницу, написанную кровью.
========== Глава 49. Кэти Ш. ==========
Эйфория первого дня сменилась монотонной рутиной. Я приехала в Лондон, чтобы сдать донорский браслет, оформить документы и карточку на получение пособия. Всем донорам в возрасте от восемнадцати лет, не прошедшим выемку, по новому закону полагалось пособие, рассчитанное на год. В течение этого срока выпускники интернатов должны были найти жилье и решить, оставаться ли работать в медицине, пройдя курсы и заняв подходящие должности, или переучиваться для работы в другой сфере.