Как бы там ни было, в присутствии двух случайных свидетелей я пообещал Кэрри, что буду любить ее в радости и горе, богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас.
Когда я поцеловал ее, она заплакала.
- Ну что ты, моя радость? – тихо спросил я.
- Просто не верится, Ник… не верится, что теперь нас уже никто не разлучит.
Я утешал ее, хоть и сам чувствовал – некоторые проблемы всё еще впереди.
Но в этих прекрасных краях, утопающим в зелени, под ясно-голубым небом, думать о плохом не хотелось. Я прогуливался под руку с Кэрри по узким улочкам с белыми домиками, покрытыми черепицей – эти пейзажи будто сошли с картинок о жизни в девятнадцатом веке. Кэрри приходила в восторг от всех этих китчевых скульптур на каждом шагу, вроде голубей, сердечек и прочей любовной атрибутики. И я удивлялся в глубине души, что меня это не раздражает. Ей всё это казалось милым, а для меня ее улыбка и радостный смех значили больше, чем художественная ценность подобного «искусства». Мы фотографировались на каждом шагу, пообедали, а позже поужинали в ресторанчике, где подавали традиционные местные блюда.
Впервые за долгое время я по-настоящему отдыхал.
Дурдом, как следовало ожидать, начался, когда мы с Кэрри приехали в Илфорд и я сообщил родным и знакомым, что женился во второй раз. Отец сказал – «Тебе что, холостяцкая свобода приелась? Я думал, после той стервы, с которой ты расписался по дури, ты сыт браком по горло». Мать, наоборот, не устраивало, что из всех девушек, с которыми я мог познакомиться, я выбрал сироту без солидного банковского счета и полезных связей. И это ведь я никому не говорил, что Кэрри – воспитанница донорского интерната…
Меган была просто в ярости. Ей я не сообщал ничего, но доброжелатели нашлись, и она позвонила мне, и, не дав мне слова сказать, начала орать:
- Ник, это что, правда?! Ты женился на какой-то серой мыши, которая работала в клинике у твоего приятеля? С ума сошел… думаешь, ты ей нужен? Да она за твоими деньгами охотится! Подумай, какая у тебя зарплата, и сколько она зарабатывает, вот и сравни и сделай выводы.
Я безразлично ответил:
- Знаешь, медсестры в онкологических клиниках тоже получают немало, но речь не о том. Вообще, почему тебя волнует, с кем я живу. Я же не спрашиваю, собирается ли на тебе жениться твой нынешний поклонник.
- Вечно ты со своими идиотскими намеками!
Так, судя по тому, как она взлетает, этот ее мачо предлагать ей руку и сердце не спешит. Ну, понятное дело: вместе оторваться с Меган на испанском курорте может быть весело, а терпеть ее двадцать четыре часа в сутки…
Или, может, это она только со мной такая?
- А вообще, раз уж ты позвонила, хотел тебя спросить, как насчет пересмотра нашего опекунского соглашения? – так же спокойно поинтересовался я. – Мнение Эндрю уже будет учитываться в суде. Но мы бы могли решить вопрос мирно…
- Я подумаю, - ответила она. – Еще неизвестно, как отнесется Энди к тому, что ты женился на какой-то левой тетке, которую он до сих пор в глаза не видел.
Будто сглазила. У ребенка и так переходной возраст во всей красе, и небось, когда Энди был у нее, эта «любящая мамочка» напела ему сказки о злой мачехе и о том, что «если папа до сих пор скрывал свою новую спутницу жизни от всех знакомых, значит, здесь что-то не так».
Хотя и в самом деле, Энди ничего до сих пор не знал, встречаюсь я с кем-то или нет. Я старался беречь его от знания обо всех моих случайных бабах – а смысл ребенку такое знать? Было бы ему хотя бы шестнадцать… а уж наше с Кэрри положение… я даже с Крисом на эту тему не слишком откровенничал.
Вот теперь и получил очередной скандал. Как бы я ни пытался обойтись половиной правды – «просто Кэрри работает в больнице, а я знаю, как ты боишься врачей и медсестер» - это положения не спасало. Когда я приехал в школу, чтобы забрать Энди на каникулы домой, он не летел ко мне навстречу, будто на крыльях, а медленно тащился, волоча за собой рюкзак и сумку.
- Привет, па, - мрачно поздоровался он и спросил: - А эта с тобой?
Я вздохнул и мягко, но достаточно уверенно сказал:
- Во-первых, не «эта», а Кэрри. Я не требую от тебя называть ее «мамой», но надеюсь, что ты не будешь ей грубить. И ты ее еще не видел, откуда заранее такое настроение?
Энди неуверенно посмотрел на меня.
- Не знаю. Просто мама говорит, ничего хорошего из этого не выйдет. И… помнишь, я тебе рассказывал про Льюиса, он староста параллельного класса?
- Да, конечно. Это тот парень, который не дал другим обижать новичка? – вспомнил я.
- Он самый. Хотя Фил оказался таким ябедой, что раз-другой дать по шее ему не мешало бы. Так вот, я начал про Льюиса. У него предки давно развелись, а в этом году папа женился снова. Так та вторая жена Лью просто достала. Требует называть ее мамой, придирается из-за оценок, и вообще, такая маньячка насчет порядка! Кроссовки должны стоять ровно, все вещи в комнате должны быть на своих местах, лопать поп-корн и чипсы у телевизора нельзя, сухарики есть вредно… брр!
- Кэрри не такая. И кстати, она тоже любит есть у телевизора, уж из-за этого вы точно не поцапаетесь, - я попробовал свести всё в шутку.
Пока мы ехали, я изложил Энди более-менее удобную и приемлемую для подростка версию нашего с Кэрри знакомства и свадьбы. Но первый семейный вечер всё равно прошел не слишком гладко. Энди держался молодцом и не нагрубил новоявленной мачехе, и всё равно поспешил побыстрее закрыться в своей комнате и сесть за комп, мочить монстров.
Кэрри ничего не сказала. Только в широко раскрытых глазах плескалось смешанное с виной сомнение: «Что я сделала не так?!».
- Не переживай, малыш, - я обнял ее за талию. – Перемелется. Возраст такой. Разве у вас в школе мальчишки не вредничали по поводу и без?
Она прижалась ко мне.
- Всякое бывало. Но я же хотела, как лучше. Он твой сын, я чувствую, что он для тебя дороже всего. Вы с ним так похожи.
День проходил за днем. Меган подвернулся выгодный контракт, она на два года улетала сниматься в Испании во второстепенной роли в мелодраме, и мы наконец-то переоформили опекунство. Кэрри перевелась из Илфорда в Лондон и окончательно переехала ко мне. Она пыталась поладить с Энди, но пацан заупрямился не на шутку. Днем с самого утра где-то шастал с друзьями – то у них футбол, то у них каток, то всей компанией собрались в кино. А вечером закрывался у себя в комнате и играл в стрелялки или слушал музыку, от которой даже у меня сдавали нервы в те дни, когда я работал из дому. Почему у подростков такие увлечения, что хочется сбежать куда подальше, лишь бы не видеть и не слышать? Хотя, помню, когда я увлекался «Guns N’ Roses», мои родаки тоже были не в восторге.
Кэрри ко всему относилась спокойно – у меня и то терпения иногда не хватало. Она занималась домашними делами в свободные дни, попросила на работе ставить ей в график в основном суточные смены, чтобы Энди мог проводить время только со мной, и делала вид, что не обижается, если громкая музыка мешает ей отсыпаться после суток. За это с сыном всё лето бодался я, и обрадовался, когда наконец-то началась школа.
Тадададамм! До осенних каникул, блин, поживем спокойно – этот самостоятельный и почти взрослый четырнадцатилетний олень заявил, что на выходные домой не хочет. Ну спасибо, сынок.
Каким же для меня было сюрпризом, когда в середине октября, позвонив Энди и поговорив с ним, я вдруг услышал:
- Передавай привет Кэрри. У нее всё нормально?
И это уже был крохотный шаг вперед.
*
Еще года два после того, как я вместе с доктором Сехиром провернул подмену министра, я нет-нет, да и просыпался в холодном поту: а вдруг всё вскроется, вдруг двойник выдаст себя неосторожным поступком или какой-нибудь оговоркой, и погубит себя, и меня следом. Но вскоре новые технологии завоевали популярность у людей – конечно же, и цена не такая дорогая, как у прошивок, и риск намного меньше. А когда всё идет благополучно, кому придет в голову копать глубже?