Когда я зашла в палату, Элис сидела на кровати, разгадывая кроссворд. Услышав мои шаги, она подняла голову.
- О, Кэти, ты уже вернулась. Ты случайно не знаешь – французский писатель, шесть букв, первая «ф»?
- Флобер, - ответила я.
Элис отложила сборник и карандаш в сторону.
- Садись поближе, Кэт. Рассказывай, что нового. Тут целый день тихо. Никаких новых лиц. Скукотища. Твой красавчик не отходит от Стива. Кстати, вторую выемку Стив пережил. Но говорят, кто-то давит на нашего доктора насчет третьей…
- Никому такого не пожелаешь! – воскликнула я. – Но у нас с тобой всё должно быть хорошо. Кстати, я привезла тебе кое-что.
Ярким сборникам с глянцевыми страницами Элис обрадовалась. Мне оставалось только слушать ее болтовню, изредка вставляя реплику-другую. Мы сидели на кровати, прижавшись друг к другу и листая комиксы, и, наверное, со стороны казались похожи на обычных подружек, отдыхающих за привычными развлечениями.
Но у меня кружилась голова, меня будто до сих пор преследовал жутковатый взгляд Кейси, я устала… и, в конце концов, я не могла не думать о Стиве. Значит, на третью он пойдет. А дальше? Если ему сейчас так худо, что будет потом?
А вдруг когда-нибудь в таком положении окажутся Рут или Томми?
Рут и Крисси были правы тогда, в Коттеджах – нам с Томми нужно было просить об отсрочке. Но как, через кого?!
*
…Был уже довольно поздний час, когда я попрощалась с Элис, сдала на пост текущие документы и собиралась домой. Как раз в это время в холл спустился Заганос. Его лицо было бледным от усталости, а во взгляде на миг мелькнула самая настоящая злость, впрочем, тут же сменившаяся обычной маской безразличия.
- Тяжелый денек выдался, правда, Кэт? – устало поинтересовался он.
- Да так, ничего особенного, - я пожала плечами. Когда мы вместе вышли из клиники, мне отчего-то до боли не хотелось одной ехать по темноте в пустую квартиру, и я тихо спросила: - Как ты смотришь на то, чтобы сегодня переночевать у меня?
- Лучше идем ко мне. Я снимаю квартиру совсем недалеко от клиники, так добираться проще, - предложил он, взяв меня под руку.
Вечером становилось прохладно, и мне было так приятно чувствовать теплое прикосновение. Мы прошли по аллее мимо корпусов для ВИП-пациентов, и покинули территорию клиники. В темноте светящиеся окна домов напоминали желтые кошачьи глаза. Изредка я видела в мягком желтоватом свете силуэты людей и пыталась представить себе, как они живут – нормальные люди, которые не знают, что такое работа помощника, которым не предстоят выемки. Счастливы ли они? Или огорчаются чему-то, сожалеют о случившемся или наоборот, не сказанном и не сделанном?.. Они не знают, как они счастливы, нормальные люди, которые могут стать родителями, завести домашнее животное, полететь в Америку…
Мы молчали всё время, что шли, пока не приблизились к многоэтажному дому, ярко освещенному и выделяющемуся в темноте или полумраке, будто диковинное растение, окруженное стайками светлячков. Огромные окна, застекленные балконы, сверкание стекла и металла. Как бы мало я ни знала о жизни вне работы и клиник, я догадывалась, что позволить себе хоть на время пожить в таком прекрасном доме может даже не всякий обычный человек. И я не удержалась, удивленно прошептав:
- Тебе разрешили снять квартиру здесь?..
- Они меня ценят. Во всяком случае, пока им нужны мои способности. Почему бы и мне не взять от жизни самое лучшее, пока предлагают? – ехидно ответил Заганос. – Если я умру молодым, перед смертью мне будет что вспомнить.
Не знаю, что поразило меня больше – тон, полный злой иронии, или это «я умру». Мы, доноры, никогда не использовали слова вроде «смерть» или «умереть», говоря о себе. Мне всегда казалось, подобные понятия связаны с кем-то другим. С обычными людьми. Или героями книг и фильмов. Но мы… мы просто завершаем, и от нас не остается ничего, даже воспоминаний. И я представить себе не могла, что кто-то думает иначе.
- Заганос! – воскликнула я. – Разве так можно говорить?
Он засмеялся.
- Официально нам ведь никто не запрещал так говорить о себе, правда, Кэти? А какая огромная разница.
Я не знала, что сказать на это. И просто шла за ним, будто под влиянием какой-то темной магии. Почему я тянусь к нему, если люблю Томми? Не знаю…
Мы поднялись на второй этаж. Тихо щелкнул ключ в замке. Неслышное прикосновение к выключателю – и прихожая озарилась мягким светом.
- Хочешь принять душ, Кэт? Можешь даже в искупаться, я подожду, - тоном змея-искусителя предложил Заганос.
Ванна… Многие обычные люди не поймут, сколько соблазна звучит в этом слове для помощника, сутками мотающегося туда-сюда. В некоторых квартирах, где я останавливалась, были только душевые кабины. А бывало, я просто работала столько, что сил хватало только на пару минут под душем и сон.
- Ты совсем не спешишь. Когда ты успеваешь спать? – снова удивилась я.
- Мне не так много нужно. Слишком коротка у нас жизнь, чтобы тратить ее на сон. Не волнуйся, Кэт. Чистая одежда и полотенца в шкафчике на второй полке, возьмешь себе рубашку или халат.
Я пыталась собрать всю свою силу воли, чтобы потратить как можно меньше времени… но огромная ванна с полочкой, на которой выстроились в аккуратный ряд гели, пенки, шампуни и еще какие-то флакончики, притягивала будто магнитом. И я не устояла, позволив себе поплескаться в теплой воде, смывая с себя запах клиники и невидимые липкие следы от взглядов того отвратительного человека. Тяжелые восточные ароматы снова воскрешали в памяти книги и фильмы о султанах и их возлюбленных, о гаремах и страстных танцах. На время я представила себя одалиской, готовящейся к ночи любви с повелителем. Думала об этом как-то отстраненно и в то же время со смутной тоской, как о любом другом реальном или нереальном варианте жизни вне системы. Как в Хейлшеме, читая книги, представляла себя героиней романа, Эммой Бовари, Клариссой Гарлоу или Элизабет Беннет. Как в Коттеджах, рассматривая глянцевые журналы, которые приносила Рут, вместе с ней представляла себя успешной сотрудницей нового офиса. Все эти истории жизни были одинаково нереальны для таких, как я или Рут.
Ведь мы – я позволила себе это слово в мыслях – мы ведь так скоро умрем!..
Ничего в том, что я видела вокруг себя, не говорило о существовании где-то на горизонте другой девушки. Шампуни и гели были мужские, так же как духи – “Poisson. Men” (2). В шкафу – несколько мужских рубашек, футболок и халатов. Белые, темно-синие, лиловые. Я укуталась в синий халат и вышла.
Темно-синие и лиловые тона преобладали и в обстановке спальни. Интересно, как так Заганос умудрялся везде выбирать всё самое лучшее и то, что соответствовало его вкусам… но в его словах о том, чтобы «взять от жизни лучшее» звучало больше горечи, чем счастья.
Он лежал на кровати и читал. Когда я зашла в комнату, он спрятал книгу в тумбочке прежде, чем я успела прочесть название.
- Подожди немного, Кэти. Я быстро, - сказал он, поднимаясь.
Полулежа на мягких подушках, я смотрела в потолок. Мысли в беспорядке сменяли одна другую, так часто бывало со мной после трудного дня. Я думала о том, что завтра во второй половине дня мне предстоит ехать к Джейку, и о том, какое настроение будет у Элис, и только бы она не узнала, где и с кем я провожу эту ночь. Отчего-то вспоминались Коттеджи и то, как я писала свое сочинение, а мои одноклассницы играли в бадминтон во дворе. В самом деле, а зачем я стремилась довести начатое до конца, если эти записи, кроме меня, никто не прочтет? Сара Г., помню, писала такие прекрасные рассказы и стихи – во всяком случае, многим из наших они нравились и, на мой взгляд, были гораздо лучше тех, что обычно публикуются в популярных женских журналах. Но, когда она завершила, ее помощника быстро перевели куда-то в другую клинику, а ее вещи, которые не успели забрать другие доноры, просто выбросили.
Было бы не так обидно завершать – умирать?.. – если бы мы могли остаться в памяти других в том, что мы умеем создавать.
- Кэти, ты еще не спишь?
Я так погрузилась в размышления, которым не давала воли раньше, что даже не услышала, как Заганос вернулся и лег рядом со мной, и только легкие объятия вернули меня в реальность. Впрочем, он еще в Хейлшеме умудрялся ходить неслышно и оставаться незамеченным.