Снились ему глаза. Синие, каких никогда не видел. Уставшие, отчаянно молящие о помощи. Лигдан потянулся к ним, всеми мыслями своими потянулся к ним, чтобы защитить, уберечь. И глаза ответили. Засияли, разлились бесконечной синевой, объяли удивительным, невиданным, не пережитым еще: нежностью и горьким, пылающим чувством.
Проснулся Лигдан от того, что кто-то тряс его за плечо.
Над ним склонился коренастый человек с грубыми чертами и любопытными серыми глазами.
- Эй, - звал крестьянин и тихо встряхнул Лигдана.
Юноша, нахмурившись, оглянулся и сел.
- Откудь ты такай? - любопытно спросил мужчина и подбоченился, с удивлением разглядывая дорогой плащ чужака, серебряные с белым отливом волосы, лицо перерезанное глубоким шрамом, хмуро сошедшиеся брови и пронзительные, подчиняющие себе глаза. - Нихак лорд какай-нить...
- Я уйду, - глухо ответил чужак. - Никому не говори, что я здесь был.
И подбросил мужичонке золотую окружность. Крестьянин неловко поймал монету и удивленно по-смотрел на чистое золото.
- На шта она мне? У нас и динех таких-та невидал нихто, - спросил мужичонка, вытянув ладонь с моне-той, и покачал головой. - Ты лучшедь пойдем со мной, моя женка похормит тебя.
Юноша с трудом поднялся. Мужичонка недоуменно покачал головой, посмотрев снизу вверх на вставшего.
- Ходь ба в избу поместился-то.
Лигдан тяжело ступал за мужичком. Ясный дневной свет резанул привыкшие к полутьме глаза. Юноша зажмурился.
Утопая в жестком рыхлом снеге, Лигдан послушно следовал за умело карабкающимся по сугробам мужичком.
Домишки были заметены почти целиком. Тонкими струйками к серому небу поднимался дым из каменных труб. Лигдан пригнулся, стараясь не стукнуться головой о низкий потолок. В доме в сумраке небольшой комнатушки суетилась кругленькая, закутанная в шерстяной платок женщина. Она переставляла горшки и замерла, когда в дверном проеме показался высокий, занимающий собой почти все сени мужчина. На лице его лежал отпечаток затаенной боли, в уголках губ жила горечь, но сам лицо было удивительно молодое и располагающее к себе. Женщина неуверенно улыбнулась и поймала золотые искорки в суровых глазах незнакомца. Веселая, радушная улыбка растянула полные губы женщины.
- Прохоти, прохоти, - с легким придыханием, смягчая последние звуки сказала женщина.
Юноша неловко шагнул в дом, и аккуратно, стараясь ничего не сломать и не уронить сел на лавку.
Женщина хлопотливо металась от печки к столу и обратно.
Юноша с удивлением оглядывался. Городские жители ходили в тряпичных куртках и грубых штанах, казались худыми и измученными, а эти были полные, спокой-ные, со странными, ласковыми морщинками у глаз. Стол покрывала простая скатерть с умело вышитой каемкой по краю, побеленная печь в центре, словно хозяйка всего вокруг, покрытые мягким шерстяным покрывалом лавки, вышитые полотенца.
- Хорошо живете, - сказал Лигдан, любуясь витиеватым, красочным узором, тянущимся, повторя-ющимся на всех тряпичных вещицах дома.
Женщина улыбнулась, раскладывая по столу горшки с горячей, парящейся жидкостью, развеивающими, удивительный запах, с крупными белыми клубнями, с рассыпчатой кашей, блюда с мясом и зелеными продолговатыми овощами.
- Мы-то? - спросила она, смешливо вспыхивая. - У нас бетно. Что на столе есть, тому и раты, и угостить ратость только.
И пододвинула гостю глиняный горшок.
Лигдан ел неспешно, но хотелось ему схватить все, чем угостили и тут же подчистую съесть.
- Ишь, изголотался, - умиленно выдохнула женщина, потянувшись за еще одним горшочком.
Лигдан покачал головой:
- Не нужно больше, у вас самих немного.
Мужчина засмеялся, женщина схватилась за бока. Весело и дружно они хохотали. Лигдан удивленно, не отрываясь, смотрел на смеющихся. Все было ему в новинку, все казалось удивительным, непонятным, и необъяснимым. Разве можно так смеяться? Разве можно отдавать столько еды чужаку? Можно ли разве в такой красоте изо дня жить и привыкнуть?
- Кушай, кушай, - выдохнула женщина и пододвинула к юноше миски.
- Как вы живете? - спросил Лигдан, опуская деревянную резную ложку в миску.