Эта мысль понравилась Кирову.
Как ни странно, но центром и главным оплотом зиновьевской оппозиции в Ленинграде оказался знаменитый революционными традициями бывший Путиловский завод.
Группа ЦК серьезно готовилась к разгрому оппозиции на «Красном путиловце».
— Надо идти в цехи, — убежденно говорил Калинин, — идти прямо к рабочим. Даже Ильич выступал с докладами прямо в цехах. Впечатление это произведет большое. Рабочие скажут: вот, члены ЦК, а не погнушались прийти к нам. Сразу мы завоюем симпатии. Я первый пойду к путиловцам, ведь там когда-то работал.
— Конечно, пойдем в цехи! — поддержал Ворошилов. — И нам будет полезно.
— Надо создать инициативные группы из заводских коммунистов, стоящих на позиции ЦК, — посоветовал Молотов, — и у нас будут надежные помощники, которых знают рабочие.
— Обязательно такие группы создадим, — пообещал Киров.
— Тогда, Мироныч, похлопочи, чтобы мне дали постоянный пропуск, — сказал Калинин. — Я сразу же и отправлюсь на «Красный путиловец».
На «Красном путиловце» инициативную группу возглавил мужественный человек, герой гражданской войны Иван Газа. Всех членов группы закрепили за низовыми партячейками, где решено было провести перевыборы бюро.
В середине января начались первые перевыборные партийные собрания в трубочном и вагономеханическом цехах.
Киров, опасаясь, что зиновьевцы устроят какую-нибудь новую провокацию, весь день провел на заводе, ходил по цехам, присутствовал на обоих собраниях, которые хотя и прошли бурно, но закончились полной победой.
В Смольный он вернулся поздно вечером.
Тотчас вошел Комаров. Всегда живой, энергичный, на этот раз он как-то замешкался у двери: в лице, в походке угадывалась тревога.
— Что случилось? — опередил Киров вопросом его сообщение.
— Беда, Сергей Миронович. Проглядели мы молодежь. Сегодня бюро Ленинградского губкома комсомола приняло постановление о несогласии с решениями Четырнадцатого съезда партии.
— Так... — постучал Киров пальцами по столу.— Значит, и туда проникли оппозиционеры? Дойти до такой дерзости...
— Секретарь губкома комсомола Румянцев — ставленник Евдокимова. Чуть ли не родственник...
— Надо было предвидеть... Очень нехорошо получилось... Комсомольцы — народ горячий. С ними нужно осторожно и вдумчиво вести работу. Ни в коем случае нельзя рубить сплеча. Есть у вас список бюро?
— Нет, но это не долго... я сделаю...
— Человек трех-четырех вызовите вы, поговорите по душам. Двух-трех пригласите ко мне. А вообще, давайте это дело поручим Швернику. Он ленинградец, его знают. Пусть проведет беседы, потом соберет бюро и добьется отмены позорного решения.
— Понимаю, — сказал Комаров и поднялся. — Пойду. С ним вместе обсудим, как действовать.
— Желаю успеха! В случае затруднений — звоните. И держите меня в курсе дел.
Только ушел Комаров, секретарь доложил:
— К вам товарищ из Баку, Сергей Миронович. Еще днем заходил. — Он заглянул в бумажку: — Чугин его фамилия.
— Чагин, наверное? Давайте его скорей, давно жду.
Вошел Чагин.
— Приехал? Молодец! — пожимая ему руку, сказал Киров и дружески похлопал по спине. — Садись, рассказывай. Очень ты нужен здесь, Чагин. Воюем с оппозицией, а «Красная газета» нам не помогает, а вредит. Получил ты согласие на перевод?
— Да, получил. Приехал капитально.
— Завтра же принимай газету и начинай помогать. Решение оформим на днях и введем тебя в бюро.
— Спасибо, Сергей Миронович, я готов! Я по газетам знаю, что борьба обострилась.
— Сейчас ведем борьбу за парторганизацию на «Красном путиловце». Как примешь дела, сам приезжай на завод. Надо давать отчеты о цеховых собраниях. Подумай, может быть, следует наладить оперативный выпуск листовок? Печатай высказывания старых коммунистов. Надо разоблачать зиновьевцев и их приспешников всеми силами.
— Займемся, Сергей Миронович. Я тут привез трех зубастых журналистов. Будем крушить оппозицию со всей силой.
— Ладно, ладно. Знаю твою боевитость. Скажи, устроился ли в гостинице? Нужна ли помощь?
— Пока все в порядке, Сергей Миронович. Устроился в «Астории».
Киров взглянул на часы. Позвонил секретарю:
— Пожалуйста, скажите, чтобы нам принесли чай...
Когда принесли чай, Киров заговорил совсем по-домашнему, как когда-то в Баку на даче.
— Скажи, Петр Иванович, как же ты не уберег Есенина?