Дикая игра стихни увлекла Кирова.
— Гляди, Сидор Михайлович, какая силища пропадает! А ведь у нас заводы работают с половинной нагрузкой из-за нехватки электроэнергии.
— Верно, Сергей Миронович. Кабы Неву заставить работать — много бы мы наворочили.
— Может, и заставим. Не все сразу. Вначале надо Волховскую пустить.
— Вроде бы там дела идут?
— Из-за этой оппозиции мне не удавалось съездить... На днях все же надеюсь вырваться.
— Кабы не распутица — мы бы на машине проехали. Мне тоже охота взглянуть.
— Как-нибудь съездим, Михалыч. Однако мы размечтались с тобой, а меня на «Путиловце» ждут. Поехали!..
С завода Киров вернулся в губком. В приемной ждал Комаров, недавно избранный председателем Ленсовета вместо Зиновьева.
— А, ты уже здесь, Николай Павлович! — воскликнул Киров. — Очень рад, здравствуй! Заходи, пожалуйста. — И распахнул перед ним дверь.
Пока Киров раздевался, Комаров, плечистый, приземистый, присел в кожаное кресло у стола, достал блокнот с записями.
Киров прошел за стол, достал папиросы, протянул гостю. Закурили молча.
В окно прорывались слепящие солнечные лучи. Небо дышало весной. Но лицо Комарова казалось озабоченным, хмурым. Киров после поездки на завод тоже как-то устал и приуныл. Говорить не хотелось. Он глубоко затянулся и, выпустив струю дыма, спросил:
— Ну, что в городе, Николай Павлович?
— Хорошего мало, Сергей Миронович. Все биржи труда забиты безработными. На заводах никого не принимают. Знаменитая обувная фабрика «Скороход» на грани закрытия. Нет сырья.
— Плохо и на «Красном путиловце», — вздохнул Киров. — Я только оттуда. Угля осталось на десять— двенадцать дней. Еще полгода — и зиновьевцы поставили бы промышленность Ленинграда перед катастрофой... Здесь укоренялось мнение, что Ленинград — прифронтовой город и в нем нельзя развивать промышленность.
— Вот, вот. Даже вынашивались планы перенесения некоторых предприятий в глубь страны, — поддержал Комаров.
— И это объяснялось только тем, что Ленинград близко к границе?
— Нет, не только. Зиновьевцы доказывали невыгодность расположения Ленинграда, оторванность от баз сырья и топлива. Составлялись подсчеты. У меня имеются эти материалы.
— Ну-ка, ну-ка, показывай, Николай Павлович.
Комаров открыл кожаную папку, достал напечатанный на машинке материал.
— Вот, например, с углем... Ленинградской промышленности в год требуется четыре миллиона тонн угля. А чтобы перевезти его из Донбасса, паровозы пожгут за дорогу пятьсот двадцать восемь тысяч тонн, то есть седьмую часть.
— Неужели? — Киров даже отпрянул.
— А руду, нефть, хлопок приходится везти за две, три, даже четыре тысячи километров...
— Да, аргументы внушительные, — вздохнул Киров и снова закурил, протягивая папиросы Комарову.
— Спасибо! Подожду, — сказал Комаров и стал читать дальше.
— Погоди, погоди, Николай Павлович, — остановил Киров, — а нет там выкладок, во что обойдется демонтаж, перевозка оборудования десятков крупных заводов, скажем, на Урал? Строительство там новых промышленных предприятий и целых городов?
— Этих подсчетов нет.
— Ага! — усмехнулся Киров. — Значит, вопрос решался односторонне. А ты эти сведения потребуй от тех, кто делал расчеты. Заставь это сделать в срочном порядке. И пусть подсчитают время, которое потребуется на перевоз промышленности и на строительство новых заводов и городов. И пускай прикинут, во что это выльется... И еще важно подсчитать, сколько и какой продукции за эти месяцы или годы не додаст ленинградская промышленность народному хозяйству. Да, да! Уж если подсчитывать, так подсчитывать! Эти сведения мне нужны срочно, немедленно. Я поеду с ними в Москву. Мы должны разбить, как разбили оппозицию, эту вредную теорию затухания промышленности Ленинграда.
Киров встал, в раздумье прошелся по кабинету и опять сел к столу.
— Ну-ка, скажи, сколько процентов всей промышленной продукции страны дает Ленинград? Об этом не подумали наши статистики?
— Имеются такие сведения, — Комаров посмотрел в бумаги. — Одну седьмую часть.
— Седьмую часть! Каково?
— А по машиностроению почти четвертую часть — двадцать четыре процента, — пояснил Комаров.
— Вот видишь!
— По электротехнической — половину! — добавил, воодушевляясь, Комаров. — А турбины и тракторы делаем только мы.
— Так как же можно говорить о свертывании или затухании промышленности Ленинграда? Это же бредовые, если не сказать вредительские, идеи... Готовь материалы, Николай Павлович, и я немедленно выезжаю в Москву.