Комаров поднялся.
— Погоди уходить! — остановил Киров. — Еще поговорим. Главный козырь противников промышленного развития Ленинграда в том, что город задыхается без топлива.
— Да, так...
— Мы разобьем эти доводы. Уже близко к завершению строительство Волховской гидроэлектростанции. Мы получим дешевую энергию. Мало будет — построим еще одну гидроэлектростанцию. А торф? Ленинград же стоит на болотах. Торф — вокруг! Только копни! А гдовские сланцы? Ведь еще Ильич в голодное время дал директиву к их эффективной разработке. Мы, наверное, сможем обходиться без донецкого угля и будем завозить лишь кокс. А может быть, и руду найдем где-нибудь в Карелии, под боком у заводов. Мы не дадим превратить Ленинград в мертвый город. Мы сделаем его арсеналом индустриализации, форпостом социализма!..
— Я согласен! Я полностью согласен с вами, Сергей Миронович. Я сердцем болею за Ленинград, но ведь главные-то противники развития Ленинграда сидят в Москве, и с ними не так просто бороться. Они будут бить нас фактами.
— Какими фактами?
— А такими... — Комаров уткнулся в бумаги... — Они нам прямо скажут, что мы разоряем страну. Что мы завозим коксующийся уголь из Англии, из Кардиффа, и платим за него валюту. Да, да, валюту, которой не хватает на покупку машин и станков.
— Это расточительство! Я не знал. Надо срочно с этим покончить.
— А как покончить? Многие шахты Донбасса до сих пор не восстановлены после разрухи.
— Я уже сказал: из Донбасса будем брать лишь кокс. А уголь для топок заменим сланцами и торфом. Надо обстоятельно изучить ресурсы края и подсчитать, что мы можем сделать. Давай соберем ученых, посоветуемся. В Москву надо ехать с конкретными предложениями.
— Хорошо, Сергей Миронович. Я подготовлю расчеты.
— Только не откладывай. На следующей неделе у меня.
Как-то незаметно, между делами, Комаров подготовил для Кирова квартиру, обставил ее и даже послал в Баку энергичного человека, который помог переехать Марии Львовне и ее сестрам.
Из казенной гостиничной обстановки Киров перебрался в уют домашнего крова и сразу взбодрился, повеселел. Все трудности и невзгоды, угнетавшие и пугавшие в одиночестве гостиничного номера, не казались такими страшными дома, в кругу близких, «Очевидно, дома и стены помогают...» — не раз вспоминал Киров народную поговорку.
Сегодня, вернувшись из губкома, когда уже все спали, он поужинал в кухне, зажег в кабинете настольную лампу и, обложившись книгами и альбомами о Ленинграде, Петрограде, Петербурге, стал читать, делать выписки.
Потом открыл альбом с гравюрами, литографиями и залюбовался дворцами, мостами, скульптурами, памятниками...
«Живу в Ленинграде больше полгода — и почти не видел города. Да, да, именно не видел. Лишь однажды во время ледохода постоял у Невы. Некогда сходить ни в театры, ни в музеи, некогда просто пройтись по городу, отдохнуть, полюбоваться его красотой... Ленинград... Петербург...» Киров откинулся на спинку кресла, зажмурился. И сразу вспомнились стихи:
«Да, Ленинград! Революция! Новая эра человечества!.. И кому пришла в голову дикая мысль сделать Ленинград мертвым городом? Глупо... Нет, мы спасем промышленность Ленинграда. Будем ее развивать. И это обеспечит процветание города...
Гидроэлектростанции, торф, сланцы, вот что должно быть в центре внимания! Пока готовятся материалы для Москвы и совещание с учеными, я должен съездить на Волховстрой...»
Киров был всегда последователен и строго выполнял намеченные планы. Через два дня он уже ходил с высоким строгим человеком с небольшими черными усиками — профессором Генрихом Осиповичем Графтио — по заваленной строительным хламом территории Волховской ГЭС.
Плотина в основном была уже возведена. Достраивалось здание станции, монтировалось оборудование.
Стройка производила внушительное впечатление. Осмотрев все участки строительства и бараки, где жили рабочие, Киров вместе с Графтио пришел в его кабинет, стены которого были завешаны проектами и чертежами.
— Удовлетворены ли вы, профессор, ходом работ на строительстве? — спросил Киров, усаживаясь в кресло.