Весной жандармы выследили и выловили почти весь Томский комитет РСДРП. Григорий Крамольников — «дядя Гриша» — вызвал из Иркутска несколько старых членов партии и с их помощью организовал марксистский кружок. Потом из кружковцев человек десять приняли в партию, создали новый комитет РСДРП.
Сейчас надлежало спешно по всей Сибирской магистрали организовать агитацию против войны. Крамольников составил листовку, которую нужно было размножить и распространить в воинских поездах. Вот это сложное дело он и решил поручить Кононову и Кострикову.
Все трое заперлись в кухне. Листовку прочли вслух. Она заканчивалась гневно: «Долой позорную войну! Долой прогнившее самодержавие!»
— Ну, что скажешь, Осип, можно ли листовку отпечатать у вас в типографии?
— Нет, не удастся, дядя Гриша, — вздохнул Кононов. — После того как разгромили партийную типографию, в нашей день и ночь дежурит полиция.
— А на гектографе могли бы?
— Я печатал в Уржуме, — сказал Сергей. — Можно сказать — умею.
— А я буду помогать, — согласился Осип.
— Тогда за дело, ребята! Гектограф, бумага и все принадлежности закопаны у меня в подполье. Раздевайтесь побыстрей и — за дело!..
Глава девятая
В воскресенье с утренним поездом в разных вагонах выехали па узловую станцию Тайга трое ребят из марксистского кружка. Они везли с собой хорошо припрятанные листовки. С этим же поездом, одетый под молодого купчика, в дубленом чапане, в чесанках и телячьей шапке, с расписной торбой выехал и Сергей Костриков.
Он был руководителем группы. Ему поручалось изучить обстановку на станции и организовать распространение листовок среди солдат воинских эшелонов, проходящих через Тайгу на восток.
Операция была тщательно продумана и разработана в деталях. Один из рабочих, шустрый чернявый парень Иван Лисов, перед самым отходом воинского эшелона должен был обойти состав и незаметно просовывать листовки в щели или просто наклеивать на вагоны. Другим предстояло сесть в отправляющиеся составы, прося солдат довезти до ближайшей станции, и там раздать листовки или незаметно рассовать их по нарам.
Костриков, отправив двоих ребят с воинскими эшелонами, стал охранять третьего товарища, пока тот не расклеил все листовки.
Когда дело было сделано, Костриков отпустил Лисова к родственникам до вечернего поезда, с которым всей группе нужно было вернуться в Томск, а сам остался ждать следующего эшелона.
На станции толкалось много крестьян, приехавших из деревень на базар, купцов и разного люда.
Когда подошел воинский эшелон из красных вагонов и солдаты, отодвинув тяжелые двери, выскочили на снег, к ним стали подходить женщины, дарить гостинцы: кто вареные яйца, кто блины, кто пареную репу. Мужики делились куревом, заводили разговоры. Костриков развязал свою торбу и пошел вдоль вагонов, раздавая солдатам пачки махорки.
Его горячо благодарили, а он шел все дальше и дальше, пока не опустела торба. Когда эшелон ушел, он отправился на базар, потолкался там, походил по поселку и вернулся на станцию к вечернему поезду в Томск. Все трое кружковцев его уже ждали. По лицам их он понял: задание выполнено успешно. Тут же купил в кассе билет, что было сигналом — всем ехать домой...
Десятого января был понедельник. Костриков утром ушел на службу, а вернувшись из управы, забежал к Кононовым, где его ждал Осип.
— Ну что, Серега, как успехи?
— Все хорошо, Осип. Все наши листовки поехали на восток. Все люди благополучно вернулись.
— Молодцы! Поздравляю.
— Надо бы известить дядю Гришу, а мы оба должны идти на курсы.
— Я пошлю Егора. Что передать?
— Пусть скажет, что задание выполнено и что махорку я раздал солдатам.
— Ага, понял... А какую махорку?
— Да ведь в пачках махорки были листовки. Я обошел больше десяти вагонов.
— Неужели? Ловко придумали.
— Дядя Гриша надоумил. Он мне и чапан дал, и валенки, и шапку. Пусть брат скажет, что после занятий мы зайдем.
— Хорошо. Ты посиди, а я схожу в сарай. Егорша там пилит дрова.
После занятий друзья направились к дяде Грише. Было морозно. Шли быстро, чтобы не замерзнуть, разговаривали шепотом.
— Слушай, Осип, меня приняли в партию, ввели в подкомитет, поручают важные дела — и не доверяют.
— Это как же не доверяют? Кто сказал?