Под заметку отводилось сорок строк. Костриков написал шестьдесят, зная, что Лукашевич любит вычеркивать. Он явился к заведующему после обеда, когда тот обычно бывал в хорошем расположении духа.
— Ну-с, ну-с, показывайте, что вы там накропали.
— Написал на двадцать строк больше, чтобы было из чего вычеркнуть.
— Предусмотрительно! — улыбнулся тонкими губами Лукашевич. — А ну-ка, посмотрим...
Он взял статейку, быстро прочел и удивленно взглянул на Кострикова.
— И вам никто не помогал?
— Нет. Я только из суда...
Лукашевич прочел еще раз.
— А знаете, недурственно! Даже весьма заинтересовывает. Вы даже характеры наметили... Снесите прямо в типографию, — и расписался вверху.
— Позвольте, а как же с сокращениями?
— Никаких сокращений! Ступайте!
Заметка была опубликована без подписи. Никто, кроме Лукашевича, не знал, что автор ее — корректор Миронов. Но событие, описанное в ней, было подано так увлекательно, что заставило говорить о себе и в редакции, и в типографии.
Издатель «Терека» Назаров, смуглый седеющий человек, любил просматривать свежий номер за стаканом чая. Прочтя заметку о краже лошади, он спросил вошедшего с телеграммами Лукашевича:
— А скажите, пожалуйста, милейший, кто сегодня готовил «Судебную хронику»?
— Корректор Миронов.
— Как? Не может быть!
— Он! Я давал поручение. Оказался способным. Не мешало бы поощрить.
— Н-да-с. Отлично написано. Такого рода описания могут поднять подписку. Пришлите-ка его ко мне...
Костриков в белой рубашке, заправленной в брюки, затянутый широким брезентовым поясом с тремя пряжками на ремешках и кожаным карманчиком для часов, предстал перед Назаровым веселым, улыбающимся. Темно-русые густые волосы, зачесанные назад, завершали портрет молодого привлекательного парня.
— Ну-с, молодой человек, — добродушно заговорил издатель, жестом приглашая его присесть, — что же вы скрываете свои таланты?
— Нет, я не скрываю... я просто не решался.
— Отличная заметка. Свежо, интригующе и прочее. Одним словом, с сегодняшнего дня я зачисляю вас на должность репортера.
— Благодарю вас покорно.
— Полем вашей деятельности пока будет судебная хроника. А потом посмотрим...
Предположение Серебренниковых, с которыми из осторожности Костриков виделся редко, начинало сбываться: прошло больше года, а его не трогали. «В других местах, возможно, ищут, а здесь действительно место безопасное. А может, за давностью вообще прекратили это дело. Пожалуй, мне пора перестать осторожничать и начать налаживать партийную работу. Одновременно надо серьезно заняться журналистикой и постараться сделаться настоящим публицистом. Это очень важно для профессионального революционера...»
Как-то с репортером Ильиным, тоже молодым человеком, любителем загородных прогулок, Костриков ходил на Столовую гору, что была верстах в шести от города. Обратно возвращались вечером изрядно уставшие, но в отличном настроении.
— Красивые места на Столовой, — заметил Костриков, — а ходят туда, видимо, немногие.
— Раньше бывали массовки, а когда пересажали революционеров, все прекратилось. Раньше совсем иначе жилось... Какие смелые статьи печатались у нас. И газета называлась не «Терек», а «Казбек».
Сам Назаров был большим либералом. Шумел... А сейчас притих. Боится.
— Очень замкнуто ведет себя и Лукашевич.
— Еще бы! Он ведь отбыл длительную ссылку и чуть ли не каторгу. Поневоле будешь замкнут... Вроде у него и родичи были революционерами. Ты, Сергей, загляни в энциклопедию, в дополнительные тома. Я видел что-то про Лукашевичей.
— Эй, берегись! — раздался крик, и мимо проскакало несколько всадников, и среди них две женщины, одетые под жокеев.
— Золотая молодежь веселится, — заметил Ильин, и разговор перешел на другую тему...
Однако Костриков запомнил совет нового товарища и в первый же свободный вечер пошел в библиотеку, попросил два дополнительных тома энциклопедии.
Действительно, о Лукашевичах писали:
«Лукашевич Александр Осипович, политический деятель, род. 1855». Может, отец нашего Лукашевича? Он ведь тоже Александрович. «Трижды судился, отбывал каторгу... Эмигрировал. Написал воспоминания в «Былом»». Интересно. Надо бы почитать... И еще один Лукашевич... Иосиф Дементьевич. Тоже политический... Да, с Лукашевичем хорошо бы подружиться...
— Сергей Миронович, к хозяину! — послышался звонкий голос дежурного по редакции.