Вышла миловидная женщина с расчесанными на пробор темными волосами. Узнала Кострикова, с улыбкой протянула руку:
— С приездом, Сергей. Какими судьбами?
— Только выпустили из томской тюрьмы. Судили по делу тайной типографии. Оправдали...
— Молодцом, что вырвался. Поздравляю! — Михаил повернулся к жене: — Ты, Нинуся, похлопочи с обедом, а мы пойдем поговорим...
— Вот это ребятишкам! — подал Костриков сверточек Нине Ильиничне и пошел за хозяином в комнату.
Плотно притворив дверь, они уселись у стола.
— Ну, Серега, ты, брат, стал франтом, — с усмешкой сказал Попов. — Если бы встретил где-нибудь случайно, нипочем бы не узнал. Где ты теперь? Как?
— Стал журналистом. Служу во владикавказской газете «Терек».
— Вона! Лихо. А я по-прежнему слесарничаю... Теперь в железнодорожном депо.
— Это хорошо. Значит, по-прежнему с рабочим классом. С партией не порвал?
— Зачем же? Это наше кровное дело. А ты?
— На Кавказе сейчас разгромлены все организации. Отыскиваю одиночек, пытаюсь сгруппировать...
— Выходит, ты ничего не знаешь?
— А что?
— Да была же Пражская конференция РСДРП. Из партии вышибли оппортунистов и всяких примиренцев. Опять активизируется борьба. Предполагается издание легальной газеты.
— Слышал я, но подробностей не знаю.
— Делегаты от Урала хотя и не смогли добраться до Праги, но через надежных товарищей мы узнали все. Сейчас у нас дело закипает. И ты там, на Кавказе, шуруй! Возрождай организацию.
— Обязательно, Михаил! Обязательно!..
Получив как-то ночью телеграмму из Томска: «Оправдан. Еду домой. Целую», Мария заплакала от радости и больше уже не могла уснуть.
Утром она пришла в редакцию и показала телеграмму друзьям. Весть о возвращении Сергея встретили восторженно. Кто-то даже закричал «ура». Захлопали в ладоши. Даже тихий, замкнутый Лукашевич появился в дверях с очками на лбу.
— Позвольте узнать, господа, по какому поводу столь бурное ликование?
— Миронов возвращается. Оправдан по всем статьям.
— Это отрадно слышать, господа. Полностью разделяю ваши восторги. А когда он приезжает?
— Да, действительно, когда? — переспросили несколько голосов.
— Пишет, что телеграфирует из Москвы, — сказала Маруся.
— Значит, скоро. Надо устроить встречу, господа. Оттуда не часто вырываются.
Лукашевич закашлялся и удалился...
Телеграмму из Москвы ждали довольно долго. Она пришла лишь в первых числах апреля. Мария решила встретить Сергея одна, а уж потом объявить о его приезде. Хотелось хоть немного побыть с ним наедине.
Поезд приходил днем. Отпросившись в редакции, она подъехала к вокзалу в извозчичьей коляске с пышным букетом цветов. Приказав извозчику ждать, сразу прошла на платформу.
Южная весна была в разгаре. Город утопал в цветущих садах, и даже на вокзале воздух был напоен легким ароматом цветения. Сергей еще из тамбура увидел девушку с черными пышными волосами, с букетом, в светлом платье и, не дожидаясь, пока поезд окончательно остановится, прыгнул на платформу.
Маруся сразу узнала Сергея, хотя он сбрил бороду, и, бросившись ему на грудь, замерла, не в силах вымолвить ни слова...
Разговорились только дорогой. Сергей, рассказывая о себе, то и дело спрашивал о ней, о товарищах по службе.
— Ты знаешь, Маруся, я истосковался по газете. Хочу скорей увидеть и обнять друзей. Дела намечаются грандиозные. Давай завезем корзинку к тебе и сразу — в редакцию.
— Хорошо, Сережа. Все ждут тебя давно...
Извозчик осадил лошадь у главного подъезда. Сергей расплатился, и они с Марусей почти бегом бросились в приемную. В этот миг издатель «Терека» Сергей Иосифович Казаров, еще более располневший и грузный, вышел из кабинета, собираясь обедать.
Увидев Кострикова, он остановился и, улыбаясь, раскинул руки:
— Ну, иди, иди, блудный сын, я тебя облобызаю.
Он обнял и поцеловал Сергея.
— С благополучным возвращением, Сергей Миронович! Рад, очень рад, что все мытарства окончились счастливо!
Услышав голоса, из других комнат высыпали сослуживцы, окружили Кострикова, стали пожимать руки, обнимать...
После занятий, тут же, в большой комнате, была устроена торжественная встреча. Из соседнего трактира принесли вино и закуски. Начались горячие речи...
Когда все уже были навеселе и многие начали расходиться по домам, из кабинета редактора вышел ночной дежурный с какими-то бумажками и незаметно отвел Кострикова к окну: