Выбрать главу
5

Двадцать шестого июня был жаркий день. Киров, только что вернувшийся с фронта, сидел у себя в кабинете в одной, влажной от пота рубашке, просматривая опись захваченных трофеев.

Вошел дежурный:

— Просит разрешения войти товарищ, приехавший из Баку.

— Из Баку? Как фамилия?

— Не сказал.

— Все равно, проси.

Вошел широкоплечий грузин в рыбацкой робе и шляпе, заросший густой бородой.

— Здравствуйте, товарищ Киров! — воскликнул радостно, с небольшим акцентом. — Давно мечтал с вами познакомиться.

— И я рад гостю... Но кто же вы?

Тот помедлил и вдруг, раскинув руки для объятий, пошел навстречу.

— Я Орджоникидзе. Мы же давно знаем друг друга. — И крепко обнял Кирова.

Киров, мягко высвобождаясь из крепких объятий, с улыбкой смотрел в карие выразительные глаза.

— Я рад, необыкновенно рад, Серго, что ты вырвался из когтей зверя.

— Вырвался, и даже с друзьями, — ответил Орджоникидзе, радуясь, что Киров оказался таким душевным и сразу заговорил на «ты». — Вырвался и надеюсь добраться до Москвы, чтобы доложить Ильичу о положении на Кавказе.

— Доберешься. Поможем. Но как же ты пробрался в Астрахань?

— Из Баку под видом рыбаков поехали в рыбацкий поселок. Да и кто мог подумать, что мы на обыкновенной лодке отважимся махнуть через Каспий!

— А вы отважились? Ведь в море и белые, и англичане... Впрочем, от тебя можно ждать всего... Мне рассказывал про тебя Самуил Буачидзе.

— Жалко беднягу Буачидзе. Это был настоящий большевик. Истинный друг. Мы ведь дружили со школы... А как дела здесь?

— Только отбились от белоказаков — разгромили кавалерию Драценко.

— Ах, молодцы! Поздравляю! — воскликнул Серго.

— Это лишь эпизод. На нас наседают и с юга, и с севера, и из-за Волги. А мы тут с небольшими силами возрожденной Одиннадцатой да с волжскими матросами.

— Продержитесь? Что сказать Ильичу?

— Если не доконает голод... Скажи — будем биться до последнего человека... Однако что же я? Ведь ты с дороги. Пошли ко мне...

Киров отвел Орджоникидзе и его спутников к себе домой, где их хорошо накормили и уложили спать. А сам вместе с Орджоникидзе расположился на ночь в кабинете. Проговорили почти до утра, а днем, в особом вагоне, Киров проводил их в Москву.

6

Разгром белоказачьего воинства Драценко вселил уверенность, укрепил в Кирове и его друзьях надежду, что Астрахань не будет сдана врагу. Проводилась мобилизация старших возрастов, формировались новые части. И вдруг пришло всех ошеломившее известие — пал Царицын...

С болью в сердце пришлось признать, что Астрахань оказалась в мешке. «Теперь на нас навалится с востока Толстов, а с запада — пополнивший разбитые полки Драценко. С севера надо ждать деникинских генералов Бабиева и Улагая...»

Киров, предвидя столь критическое положение, еще во время битвы за Царицын послал к Ленину Бутягина и просил Орджоникидзе сказать Ильичу, что Астрахани крайне нужна помощь.

Бутягин вернулся еще до того, как пал Царицын. Он привез директиву Ленина: «Астрахань защищать до конца!»

Третьего августа Киров собрал губернскую партийную конференцию. Его речь прозвучала, как клятва: «Пока в Астраханском крае есть хоть один коммунист, устье реки Волги было, есть и будет советским...»

7

В середине августа телеграф принес радостную весть о разгроме на юго-востоке главных сил Колчака. Был образован Туркестанский фронт во главе с Фрунзе и Куйбышевым. Одиннадцатую армию подчинили Туркестанскому фронту, которому и было поручено оказать всемерную помощь Астрахани.

«Это Орджоникидзе помог, — обрадовался Киров, получив телеграмму из Москвы, — очевидно, он доложил о нашем бедственном положении Ильичу. Пойду обрадую друзей. Надо поехать в войска, подбодрить бойцов. Надо всеми силами продержаться до подхода туркестанцев».

Было часов десять вечера. Киров только вернулся с позиций и просматривал в газете сводки с фронтов.

Дверь, скрипнув, приоткрылась — вошел высокий богатырь во френче, стянутый ремнями, с маузером у пояса. На худом энергичном лице выделялись большие глаза, смотрящие открыто и смело.

— Здравствуйте, товарищ Киров! Я Куйбышев.

Киров встал, протянул руку: