— Очень рад! С прибытием, товарищ Куйбышев. Прошу садиться.
Куйбышев устало опустился в кресло. На его лице появилась теплая улыбка.
— Послушай, товарищ Киров... нам следует считать друг друга товарищами по подпольной борьбе и даже тюремными однокашниками. Вместе сидели в Томске. Я видел в одиночке причудливые вензеля «СК». Не ты выцарапывал?
— На третьем этаже, с окном на крышу?
— Да, кажется, в тридцать второй?
Лицо Кирова просияло.
— Точно. Моя работа. Хотя был я тогда не Киров, а Костриков. Рад, рад пожать руку товарищу по подпольной борьбе.
Маленькая крепкая рука Кирова утонула в большой ладони Куйбышева.
— Ну, садись поближе, поговорим о положении в Астрахани, — предложил Куйбышев и сел рядом.
Когда Киров обрисовал обстановку, Куйбышев поднялся, прошелся и снова сел.
— Ну что, Валериан? Страшно? — спросил Киров, видя волнение нового друга.
Тот положил большую руку на плечо Кирова:
— Страшно? Да, страшно! Но ничего, выстоим...
По распоряжению Фрунзе в Астрахань стали подвозить продовольствие, медикаменты, боеприпасы. Скоро приехал и сам Фрунзе. Был собран Военный совет.
Помимо Кирова, Куйбышева, Бутягина, Мехоношина были приглашены командиры частей Одиннадцатой армии.
На большой карте, унизанной красными и белыми флажками, были хорошо видны линии нескольких фронтов.
Фрунзе — невысокий статный человек во френче, проведя указкой по пунктирной линии вражеских позиций на Центральном фронте, заговорил озабоченно:
— Деникин угрожает Москве. На этом направлении сосредоточены ударные силы белых. Сюда переброшены с Волги несколько отборных дивизий. Перед нами поставлена задача спешно силами Десятой и Одиннадцатой армии начать наступление на Царицын. Мы должны занять этот стратегически важный город и одновременно отвлечь часть вражеских сил от Москвы. Наступление поведем так...
Фрунзе, приблизившись к карте, стал объяснять, какие части и в каком порядке должны двигаться к Царицыну...
Шестого октября Киров до полуночи просидел в Реввоенсовете, совещаясь с бакинскими товарищами и моряками. Обсуждали вопрос об увеличении перевозки в Астрахань бензина.
Домой приехал поздно. Его дожидался сосед по квартире Козлов. Поужинали вместе. Киров лег спать не раздеваясь.
Прошло едва ли полчаса, как в дверь застучали.
— Кто? — спросил Козлов.
— Открывай, это я, Чугунов, — послышался густой бас.
Козлов открыл дверь и попятился — на него наставили пистолеты сразу несколько человек.
— Где Киров? — строго спросил Чугунов.
— Спит...
Но Киров уже проснулся и вышел в большую комнату:
— В чем дело, Чугунов? Что случилось?
— Вы арестованы! — крикнул Чугунов и бросил на стол дореволюционный журнал и фотографию Кирова. — Нам все известно. Вы не Киров, а царицынский иеромонах Илиодор. Вот, взгляните на свою морду и сравните с журнальной.
Киров, сдержав гнев, сел к столу, взглянул на портрет иеромонаха.
— Принесите из кабинета, со стола, лупу.
— Принести! — скомандовал Чугунов.
Вооружившись лупой, Киров посмотрел на журнальный портрет и на фото, пальцем поманил Чугунова:
— Смотри, Чугунов, у попа морда гладкая, как пузырь. А я рябой! Рябой и на фото, и в натуре.
Кто-то, не удержавшись, прыснул.
— Молчать! — рявкнул Чугунов и, взяв лупу, всмотрелся, потом перевел взгляд на Кирова и стал белый, как бумага: — Виноват, товарищ Киров. Эта стерва эсерка Вассерман взбаламутила нас. Как поймаю — разорву своими руками...
— Идите, Чугунов, и впредь не делайте глупостей, — сказал Киров, стараясь не выдать гнева...
Через несколько дней по решению трибунала эсерка Вассерман, как террористка, была расстреляна, а раскаявшийся Чугунов отправлен на фронт.
Весь октябрь и ноябрь девятнадцатого года Одиннадцатая армия вела ожесточенные бои с деникинскими войсками. Клятва, данная Кировым Ильичу, была выполнена. Астрахань устояла, осталась советской.
Одиннадцатая помогла Десятой армии освободить Царицын и двинулась на Северный Кавказ...
Киров телеграфировал Ленину: «Части Одиннадцатой армии спешат поделиться с вами революционной радостью по случаю полной ликвидации белого астраханского казачества... Передовые части Одиннадцатой армии стоят уже на рубеже Терской области и скоро подадут свою мощную братскую руку горящему революционным пламенем Северному Кавказу...»
Глава двадцать пятая