— Тогда соедините меня с Серебровским. Он, наверное, дома.
— Слушаюсь. — Помощник вышел и тут же, заглянув в дверь, сказал: — Серебровский у телефона.
— Александр Павлович? Ну, каковы дела?
— Поправляются, Сергей Миронович!
— Сам вижу, что поправляются. Только с промыслов... Здорово воодушевило промысловиков письмо Ильича. А что, есть ли сведения от американцев?
— Пока нет, — ответил Серебровский.
— Вдруг они раздумают?
— Нет, не раздумают. Во-первых, им это выгодно — получат валюту. А во-вторых, нельзя отказаться — придется платить большую неустойку.
— Ого. Выходит, ты хитрый, — расхохотался Киров. — Нашел управу на капиталистов?
— Иначе с ними нельзя, Сергей Миронович...
— Согласен. Правильно действовал... У меня есть к тебе еще один вопрос, Александр Павлович. Не слыхал об инженере Потоцком?
— О Потоцком? Как же. Это очень крупный геолог. Отлично знающий Бакинские нефтяные месторождения. Я бы давно его привлек к работе, да он совершенно потерял зрение.
— Знаю... Он в Баку живет?
— Да, в Баку. Сейчас дам адрес, — послышалось в трубке. — Запишите, пожалуйста.
Киров записал, поблагодарил.
— Спасибо, Александр Павлович.
— А что Потоцкий? Обратился за помощью? — спросил Серебровский.
— Да. В этом роде. Поговорим при встрече. Спокойной ночи!
Киров положил трубку. «Потоцкий... Потоцкий... Кажется, о нем говорил Губкин». Киров полистал записную книжку. «Да, Губкин советовал обращаться к нему в случае крайней нужды. Видимо, это серьезный ученый». Киров вызвал помощника, протянул ему записанный на бумажке адрес.
— Вот, Николай Петрович. Это адрес старого слепого геолога Павла Николаевича Потоцкого. Прошу вас поехать к нему завтра с утра на моей машине и привезти в ЦК. Я буду ждать. Только, пожалуйста, проявите максимум внимания. Скажите, что я приглашаю его для беседы.
— Слушаюсь. Будет сделано, Сергей Миронович.
— Если захочет сопровождать жена или кто из детей — не препятствуйте. И оденьтесь, пожалуйста, в штатское, чтобы их не напугать.
— Понимаю.
— Скажите, чтоб приготовили чай, фрукты. Надо принять по-домашнему.
— Понял. Все сделаю, Сергей Миронович.
— Идите, да, пожалуйста, не перепутайте: скажите, что я не «вызываю», а приглашаю. Это очень важно...
Утром, приехав в ЦК, Киров сразу вызвал помощника.
— Ну что, привез?
— Привез, Сергей Миронович. Он очень взволнован. Говорит, не ожидал, что Киров откликнется, и так быстро.
— Хорошо. Проведи его. Будешь сидеть рядом и помогать.
— Есть!
Помощник вышел и ввел под руку высокого седого человека в черных очках.
Киров встретил у двери, крепко пожал руку.
— Рад. Очень рад познакомиться с вами, Павел Николаевич. Много хорошего слышал о вас от Серебровского и Губкина. Пожалуйста, присаживайтесь вот сюда, к столу. Попьем чайку, поговорим по душам.
— Благодарствую. Душевно рад, Сергей Миронович.
Киров и помощник усадили гостя к столу, подвинули стакан чаю в подстаканнике, печенье, фрукты.
Потоцкий не ожидал такого приема. Особенно растрогало старого геолога, что Киров подробно, словно у него было много свободного времени, расспрашивал о его жизни, о работе у Нобеля, о жене, о детях и внуках.
Потом заговорили о Губкине, об общих знакомых на промыслах и совершенно незаметно подошли к проекту Потоцкого.
— Вам, может быть, покажется моя идея странной и неуместной, — осторожно начал Потоцкий. — Тогда прошу сказать мне об этом прямо. Я не удивлюсь и не буду обижен. Я еще до революции делал попытку заговорить о своем проекте с нефтяными воротилами, но они отмахивались, отшучивались. Нам-де лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небе.
— Конечно, синица в руках предпочтительнее летящего журавля, — усмехнулся Киров, — но мы, большевики, — большие мечтатели. Журавль в небе, если его каким-то образом можно приземлить, весьма неплохая идея.
— Вот как? Этого я не ожидал... — удивленно воскликнул Потоцкий. — Большевики всегда мне казались загадочными людьми. Признаюсь, мне по душе их стремление, их вера в будущее. Это, знаете ли, меня и заставило написать вам. Эх, думаю, куда ни шло. Капиталисты посмеялись над моей идеей — предложу ее большевикам.
— И отлично сделали, Павел Николаевич! — прервал его Киров. — Если сегодня нам будет не под силу поймать вашего «журавля», это будет сделано в ближайшие годы. Мы растем и мужаем. Будущее за нами.
— Я рад это слышать, Сергей Миронович. Баши слова ободряют мое старое сердце, заставляют его биться по-молодому. И если от аллегорий перейти к делу — мой журавль не парит в небе, а лежит на морском дне. Он утонул и был засыпан песком двести пятьдесят — триста тысяч лет тому назад.