Городской суд тщательно проанализировал ситуацию, опросил двенадцать свидетелей и обобщил все данные по этому делу. В ходе судебного разбирательства под председательством товарища Раева чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону. Для полноты картины суд затребовал характеристики с места работы и убедился, что «Д. Тикин к работе относился хорошо, прогулов не имеет, участвует в общественной жизни, пляшет в самодеятельности, дисциплинирован». А в характеристике у А. Нуйкина про общественную жизнь и про то, что он пляшет — ни слова. Итак, один ноль в пользу Тикина.
Когда судьи ушли в совещательную комнату, секретарь на председательский стол поставила четвертый графин с водой. И вот решение. Хитрое решение. «Пусть гуси остаются у Тикина, — сказал товарищ Раев, — и пусть Тикин за этих гусей заплатит Нуйкину».
— Но ведь это мои гуси, — взмолился Д. Тикин.
— Не согласны? Обращайтесь в областной суд.
Дмитрий Михайлович Тикин поехал в Караганду. Члены областного суда, вызвав шестнадцать свидетелей, пришли к выводу, «что гуси пропали, а потом вернулись, материалами дела не подтверждаются».
— Но ведь он присвоил моих гусей?!
— Обращайтесь в Верховный суд…
Свидетели торжествовали. За государственный счет они засобирались в Алма-Ату, чтобы дать там свои ценнейшие показания.
Конечно, я не мог отказать себе в удовольствии повидаться с участниками этого громкого судебного процесса. Процесса, где судебные издержки превзошли стоимость средней птицефермы. Дмитрий Тикин стоит на одном: мои гуси. И Нуйкин как кремень. В Москве, говорит, за них воевать буду, если в Алма-Ате не присудят.
Когда-то гуси спасли Рим. Этот факт исторический, и вклад гусей в развитие цивилизации никто не отрицает. В нашем случае гуси поссорили земляков. Факт прискорбный, но, видимо, на научно-технической революции он не отразится. Но, хотите верьте, хотите пет, «гусиные дела» и им подобные заполонили наши суды от Каспия до Алтая и от Тянь-Шаня до Урала. За пятнадцать сантиметров приусадебного участка грызутся родные братья, не могут поделить перину и чайный сервиз экс-Ромео и экс-Джульетта и т. д. и т. п. А что делать? Отвечу откровенно и принципиально: не знаю. И все-таки предложил бы пуды «гусиных» заявлений разослать в товарищеские суды, в месткомы, в поселковые Советы… Тут быстрее разберутся в деле, которое тянет на 49 рублей и, извините, на 51 рубль — дело, которым товарищескому суду заниматься нельзя. Не согласны? Тогда делите перину в Верховном суде.
Но закончим нашу историю. Перед отъездом я побывал у Дмитрия Тикина и спросил:
— Дмитрий Михайлович, все-таки чьи это гуси?
― Мои. А не верите — у Бригадира спросите, — устало попросил он.
― А вы сами спросите.
Дмитрий Михайлович подошел к вожаку:
— Бригадир, чьи вы на самом деле?
— Га-га, — сказал Бригадир и важно отошел в сторону. Тикин удивленно пожал плечами.
— Что оп сказал? — спросил я.
— Говорит, пусть Верховный суд разбирается. Вот так гусь!
Браконьерская арифметика
Из сетей на палубу фелюги блеснул серебристый ливень. У юнги широко раскрылись глаза: среди частиковой молоди бились две огромные белуги.
― Экое счастье привалило! — воскликнул он. — Центнера на два потянут…
― На два? — усмехнулся рыбак. — Да тут и пуда не наскребешь!
Юнга засмеялся: рыбины по два с лишним метра и — пуд! Но рыбак и ухом не повел.
— Учись, юнга, — сказал он, вооружаясь ножом. Потом не спеша подошел к белуге и — раз! — одним касанием натренированной руки вспорол ей брюхо. Выскоблил икру из одной рыбины, из другой и… сложил в бочонок. А выпотрошенные белужьи туши полетели за борт. Рыбак веселый, сияющий, повернулся к юнге.
— Ну, сколько весу?
— Пуд, — согласился новичок.
Когда фелюга причалила к берегу, браконьер предупредил своего юного помощника:
— Завтра пойдем на черный рынок.
— На какой черный рынок?
— Увидишь.
Пожалуй, удивительней рынка, чем в Гурьеве, едва ли сыщешь. Толпятся тут вроде бы без дела двадцать, от силы — тридцать человек, лузгают семечки и каким-то чутьем угадывают торговых партнеров. Рыбак с юнгой подошли к одному представительному мужчине. Рыбак тихо спросил.
— Икорки желаете?
— Не отказался бы, — сказал мужчина, — Сколько?
— Пуда три.
— По пятерке?
— Ладно, уговорил.
Условившись о встрече, разошлись. Юнга удивился:
— Но ведь на рыбе мы бы больше заработали. Мы ее вчера центнеров пять за борт выбросили.
— С рыбой хлопотно. Помню я тут полтонны икры загнал. Хороший купец попался.
— Пятьсот килограммов икры? — не поверил юнга.
И я, читатель, не поверил бы лихому браконьеру до приезда в Гурьев. Сейчас, конечно, там такого разбоя нет, а вот в ту пору — поверил. С работниками рыбоохраны мы плывем по Каспию. На пути — фелюга. Инспектор сказал:
— Куантаев рыбачит. Хитрюга — на редкость. Ну дай мы не лыком шиты.
Мы пошли на сближение.
— Добрый день, приятель!
— Браконьеров не встречал? — спросил инспектор.
— Не встречал. Перевелись, думаю, браконьеры. Поговорили о том, о сем. Потом инспектор поинтересовался.
— Что в этой бочке, аксакал? Вода?
― Врать не буду. Икорки тут немного. Детишкам на хлебушек намазать.
― Разрешите взглянуть?
Взглянули. Ахнули. Взвесили. Снова ахнули. Подсчитали, что икры этой хватит на сто лет, и детишкам и внукам Куантаева, правнукам еще останется.
728 килограммов икры изъяли мы тогда у гражданина Куантаева! А рыбы на борту не нашли. Сколько тони опустил ее потрошитель в море?!
Когда я рассказал эту историю одному из руководящих работников инспекции, он нахмурился.
— Ай-яй-яй, — сказал он. — Плохо работаете. Никакой проницательности.
Я ничего не понимал.
— У этого Куантаева, — продолжал руководящий собеседник, — в прошлый раз пятнадцать центнеров изъяли. И сейчас, если бы как следует поискали, не меньше нашли.
— А к суду его тогда не привлекали?
— Еще как привлекали. Три раза привлекали!
— Ну и что?
— Все бы хорошо, да суд не нашел в его действиях состава преступления.
Не мешкая я ринулся к зданию суда. По дороге дал в редакцию телеграмму: мол, задерживаюсь недели на две. Буду изучать уголовные дела на злостных браконьеров.
И вот я в суде. Получил разрешение. Сейчас мне принесут первую партию уголовных дел. Заходит секретарь.
Я спрашиваю:
— А дела, простите, не принесли?
— Принесла. — И положила передо мной три ученических тетрадки.
— Странно. Мне инспектор сказал, что за прошлый год задержано 1137 браконьеров.
— Точно. Но мы рассмотрели лишь три дела. Делать нечего — читаю, что дали. Кстати, любопытные стенограммы. Давайте почитаем вместе.
Судья: Гражданин Чурин, вы обвиняетесь в злостном браконьерстве. На вас составлено 17 актов. Согласны вы с предъявленными обвинениями?
Чурин: Нет, не согласен. Меня задержали всего четырнадцать раз. В этой тетрадке все записано.
Суд прерывает заседание и удаляется на совещание. Судья оглашает решение: отправить дело на доследование.
Еще одна стенограмма. Перед судом Михаил Котлов.
160
Судья: На протяжении многих лет вы, нигде не работая, занимались браконьерством.
Котлов: Занимался.
Судья: И дальше будете заниматься?
Котлов: Как сказать… Я ведь больше ничего не умею делать.
Суд штрафует Котлова на 200 рублей.
Котлов, говорят, даже расстроился… Перед уходом он объявил:
— Ну стоило ли из-за грошей в суд таскать, волокиту разводить? Хорошо, что я добрый. Приезжайте, граждане судьи, на уху!
Неожиданно для себя судья заинтересовался:
— Тройную?!
— Сообразим и тройную.
Говорят, что приглашение было принято. На следующий день судья посетил усадьбу Михаила Котлова на побережье Каспия. К его огорчению, хозяина дома не оказалось: браконьер отбыл на промысел.