Выбрать главу

На этот раз Миша не услышал: «какая прелесть». Улыбчивый мужчина стер с лица и намек на добродушие. Он хмуро спросил:

— За кого вы нас принимаете?

— А что я такого сказал? Четверку попросил. Вы всем четверки ставите. А язык-то все равно никто не знает. Давайте на спор, джентльмены, что девяносто процентов кандидатов паук по иностранному языку — ни бэ ни мэ. Спорим?

Издав что-то похожее на рычание, отбросив стул, вскочил тот, что посредине. Мгновенно, как телохранители, стремительно взвились двухметровые крайние.

― Это поклеп! — крикнул который посредине. — Вон! Питекантроп!

Миша метеором вылетел из аудитории. Навалившись спиной на дверь, он вытер со лба испарину. Пузатый очкарик заботливо спросил:

— Ну как, спихнули?

— Стантарт, четверка, — ответил Блинов и, увидев у окна Степу Академика, показал ему кулак.

Степа был бледен. Просемафорив Мише глазами, дескать, следуй за мной, Степа Академик с независимым видом продефилировал в другой колец коридора.

― Правда, что ли, сдал? — спросил он у Миши.

— Ага, сдал! — злорадно отозвался Блинов. — Держи карман шире! Ну и зловредные канальи попались. И, по-моему, чокнутые. Кстати, Степа, как твоя фамилия?

— Чаплыгин, а что?

— А почему Академиком зовут?

— Работаю я здесь, поэтому и академик. А ты что, рассказал им про наше знакомство? — дрогнувшим голосом поинтересовался Степа.

— Привет передал.

— А они что?

— Положили мы, говорят, прибор на твоего Степу Академика имеете с Аполлинарием Модестовичем. Вот так и сказала.

Степа задумчиво поскреб затылок и, решив, что под кличкой Академик его вряд ли знают в научных кругах, успокоился.

— Ты сам во всем виноват, — жестко сказал он. — Зачем ты поперся в эту аудиторию? Тебе велено было ждать у входа в здание — вот и ждал бы. Мы с Аполлинарием тебе другого преподавателя подготовили.

— Ни за что! — вскинув руки, бурно запротестовал Миша. — На сегодня хватит.

Степа оглянулся по сторонам и, убедившись, что никто их не слышит, поймал Мишу за галстук и, пригнув его голову, с жаром прошептал:

— Не валяй дурочку. Этот преподаватель наш человек. И он глухой.

— Глухой?! — не поверил Блинов.

— Как тетерев, — решительно подтвердил Степа Академик. — И тут самое главное, когда ты ему отвечаешь, не закрывай рта. Говори и говори…

― А что я ему буду говорить, — усмехнулся Миша, — если я три слова знаю: гуд бай да айм сорры, Ну еще о'кей и олл райт.

— И хватит! На разные лады повторяй эти слова, историю расскажи или сон какой-нибудь. Но главное — не молчи. И величай его по фамилии: товарищ Букин. Понял?

Степа Академик вызвался проводить Мишу и аудиторию, где глухой спец будет принимать экзамен. Не без робости Блинов перешагнул порог, но, отыскав глазами сморщенного старичка, на случай резкого похолодания прижавшегося к батарее, почувствовал необычайный прилив энергии. У старичка был вид, как будто его только что разбудили. Увидев Мишу, оп поманил его к себе пальцем и, когда Блинов приблизился, величественно протянул ему руку.

— Какой язык? — почти по шамкая, спросил он.

— Английский, товарищ Букин! — громко отрапортовал Миша.

— Впрочем, неважно. — Старичок чуть было не признался в своей глухоте, но вовремя спохватился. — Начинайте.

Миша прилежно подсел к столу и, заглядывая в глаза преподавателя, сказал:

— Гуд бай, олл райт, о'кэй…

— Прекрасное произношение! — похвалил старичок.

— О'кэй, олл райт, гуд бай, — назидательно повторил Миша и, увидев, что глаза экзаменатора остались несокрушимыми, с удовольствием продолжил:

— Олл райт, гуд бай, о'кэй. Гуд бай, о'кэй, олл райт. Молчишь, дедуля. Но я ведь эдак и заговариваться начну. О'кэй, гуд бай, олл райт. А может, тебе лучше сказочку рассказать? Жили-были дед да баба, о'кэй жили! Ели кашу с молоком…

— Продолжайте, я весь внимание.

Миша вздрогнул: уже не прорезался ли слух у старикашки? Пошел на попятную:

— Гуд бай, олл райт, о'кэй…

Глаза экзаменатора оставались равнодушными. Лишь изредка, видимо, в такт своим думам, оп барабанил пальцами по столу. А Миша — никто не поверит! — взмок от напряжения. Он рассказал старичку о своем детстве и отрочестве, о своей доходной и изнурительной работе, вспомнил пару приличных анекдотов и, наконец, перешел к песням. Миша был почти уверен, что один куплет каким-то образом проник в сознание старичка, потому что глаза его повлажнели и он, прервав Мишу, попросил:

— Это место еще раз.

Миша не мог отказать старичку в его просьбе и почти пропел:

— Где же папа, спрашивает мальчик, теребя в руках британский флаг, и стыдливо говорит японка — твой отец английский был моряк…

Но вот, наконец, настал момент, когда Мише вся эта процедура порядком надоела. Он не знал, о чем еще говорить. Да и устал, признаться.

— Долго ты еще меня будешь мучить, старая перечница? — из последних сил обратился он с монологом к глухому экзаменатору. — И что я тебе такого непоправимого сделал? Сидели бы сейчас в ресторане, я б тебе, дедуля, кефирчика купил и пил бы ты его столько, пока не обмарался. Пойдем, а? — Молчит. — Тут Мише на ум пришла детская считалка. — Эпики, бэники, сухэ, дэма, огель, фогель, гумаца, тики, пики, грамматики, граф.

— Еще раз, пожалуйста, — сказал старичок, жадно следя за губами Блинова.

― С удовольствием, товарищ Букин. Эники, бэники…

Когда истомившийся Степа Академик заглянул в аудиторию, то он увидел поразительную картину. Блинов н Букин сидели друг против друга, поочередно хлопали ладошками по своим и чужим коленям, очень ритмично выкрикивая:

― Эники, бэнпкн, сухэ, дэма, огель, фогель, тумана, тики, пики, грамматики, граф! — И заразительно смеялись.

Степа тронул за плечо Букина, и тот вмиг посерьезнел.

— За экзамен я ставлю четверку, — солидно сказал он.

— А почему не пять? ― обиделся Миша.

— Могут перепроверить, — быстро среагировал экзаменатор, чем серьезно смутил Блинова: глухой он или притворяется?

VII

Возле Академии Миша втиснулся в свои «Жигули» и поехал на работу. Подъезжая, он увидел, что у пивного ларька под сенью хлипких карагачей расположились три завсегдатая. При появлении Миши они дружно вскочили и весьма почтительно поздоровались.

«Уважают, — с удовольствием подумал Блинов, срывая листок с объявлением: «Закрыто на кандидатский минимум». То ли еще будет, когда остепенюсь».

Записка от Эли, торчащая из замка, привела Мишу в исключительно благодушное состояние. Чтобы как-то разрядиться от переполнившего его ликования, Миша нарочито хмуро крикнул:

— А ну, братва, подруливайте ко мне!

Робко, без видимой охоты завсегдатаи подошли к ларьку.

― Да мы, Миша, — печально сказал один, похлопав себя по карманам, — сегодня не при деньгах. Едва хватило на бутылочку портвея…

— Я угощаю! ― прервал излияния Миша и вручил каждому по кружке пива.

Дармовое угощение надо было отрабатывать. Надо было что-то такое сказать Мише, чтобы ему было приятно, чтобы он не пожалел о своей щедрости. Первым подал голос рыжий увалень в черном пиджаке, наброшенном на модерновую майку. На майке английский текст: «Kiss me». Рыжий сказал:

— Подходим мы, слышь-ка, к твоему кантарасу… Это еще до портвея было. Читаем афишу — хоть стой, хоть падай. Вот это, думаем, шагнул Миша: в кандидаты наук нацелился, слышь-ка. — Рыжий значительно потряс указательным пальцем: — Ты, Миша, когда наверх уйдешь, не забывай и про нас, грешных.

— Не бойсь, не забуду.

— Какой экзамен сдавали? — поинтересовался узколицый мужчина в синем больничном халате и до неприличия стоптанных башмаках на босу ногу.

— Английский. Четверку получил.

― О, итс файл! Май фейверит лэнгвидж. — Неожиданно он встал в позу и выкинул вперед руку. — Ту би ор ног ту би — зат из зе квесчеп…

Если бы на этом самом месте забил родник из чистого портвейна «777», то и тогда бы рыжий со своим приятелем-молчуном да и Миша Блинов удивились бы меньше.

― Слышь-ка, это ты по какому заблажил?

― По-английски. Мой любимый язык. А читал я монолог Гамлета.

― Во дает! Слышь-ка, а что на моем пузе нарисовано? — спросил рыжий, показывая на майку.

— Пошлость… «Целуй меня».

― Слышь-ка, правильно.

Миша почувствовал себя уязвленным: какая-то голь перекатная, а смотри, как по-ихнему шпарит. Кстати или некстати он придрался к слову.

— Вот ты сказал, — начал он, — что английский язык вроде бы твой любимый. Ты что, и другие, выходит, знаешь?

— Да. Французский и арабский. Немецкий похуже.

— Слышь-ка, во дает!

— А как тогда, мусье, понимать ваше обличье? — И Миша новел рукой от башмаков до проплешины незнакомца.

— Обычная история на почве алкоголизма. Пока язва. Ждем рака.

― Будешь еще пить? — спросил Миша у незнакомца.

― Спасибо, хватит.

Такое было хорошее настроение у Миши! А вот пообщался пять минут с… Подумалось: с алкоголиками. Но прогнал эту мысль. С несчастными скорее. И потускнело все вокруг.

Миша включил магнитофон, и в уши ударила густая медь оркестра и хриплые голоса. «Сейчас я позвоню Эле, — строил программу он. — Приглашу ее в ресторан и познакомлю с ученой братией. Пусть посмотрит, кто в друзьях у Блинова!» Миша круто повернул налево и в последний момент увидел, что нарушил правила. Час назад ГАИ умудрилось поставить новый знак, запрещающий поворот, и, конечно, для полного счастья рядом со знаком выставила бдительного инспектора. Жезл почтительно предложил припарковать машину к бордюру. «Предложу-ка я ему десятку, авось, клюнет», — промелькнуло в сознании Миши, и он аккуратно в водительские права вложил красную ассигнацию.

— Нарушаем? — небрежно отдавая честь, не то спросил, не то констатировал инспектор.

― Утром проезжал, никакого знака не было! — для порядка забунтовал Блинов, отлично понимая, что это не оправдание.

— Права, техталон… Гражданин, вы забыли деньги в правах. Немедленно уберите!

— Какие деньги? — округлил глаза Миша. — Это не мои, у меня и десяток-то не было.

— Хорошо, — спокойно сказал инспектор, и у Миши сразу отлегло от сердца. Инспектор посмотрел по сторонам и продолжал: — Сейчас пригласим понятых и оформим эти десять рублей как взятку при исполнении обязанностей.

— Это мои деньги! — крикнул Миша, выхватывая из рук милиционера злополучную ассигнацию. — Никакую взятку я давать не собирался.

— Тогда прокольчик сделаем.

— А может, пе надо, а? Товарищ сержант, возьмите штраф. Прошу, штрафаните!

Инспектор, нацелившийся сделать насечку, отвел руку и задумчиво проговорил:

— Не плохой ты вроде парень, а хотел взяткой оскорбить.

― Да я…

— Так и быть, — вынес окончательный вердикт инспектор, — учитывая, что от вас, нарушителей, голова раскалывается, принеси-ка мне из того кафе стаканчик коньяку.

Миша расцвел в улыбке.

— Золотой ты человек, товарищ сержант! Мигом сделаю. — Переступив через бордюр, Миша оглянулся. — А может, бутылку?

― Обижаешь, — поморщился инспектор, Блинов стремглав бросился к кафе, заказал двести граммов коньяка, пол-лимона и, прикрывая ношу полой пиджака, направился к месту происшествия. Инспектор сидел в машине. Он молча взял стакан и вмиг перелил содержимое в свое горло. Крякнул, смачно закусил лимоном и сказал:

— А ты взятку предлагал. Нехорошо. Поезжай!.. И Миша уехал.