Степа Академик и Миша молча поддержали доцента: звякнули стаканы, забулькал коньяк, и тут же заработали челюсти. Раздался стук в дверь.
— Это Михеич, наверное, — высказал догадку Степа Академик и, обращаясь к Блинову, присовокупил: — Твои первый оппонент. Войдите!
Распахнулась дверь, и в проеме объявилось несуразное коротконогое существо в белом парусиновом костюме и соломенной шляпе. Первое впечатление: шляпа прикрывала печеное яблоко. Морщины, как хотели, исхлестали смуглое лицо, самую малость оставив для глаз, рта и приплюснутого, но все равно в морщинах, носа. Он снял шляпу, озарив каморку седой шевелюрой, и сказал:
— Привет честной компании! — Увидев Аполлинария Модестовича, широко и радостно улыбнулся: — Здорово, вешалка!
Доцент скривил губы.
— Ну и шуточки у вас, Юрий Михайлович! Я думаю, молодой человек, пока не поздно, нам надо отказаться от такого оппонента.
— Не надо так строго, — попросил Миша. — Проходите. Юрии Михайлович шагнул в каморку и, увидев за спиной Блинова батарею бутылок, не мог сдержать душевного порыва.
— Е-мое! — всплеснул он руками. — Поговорим.
— Может, штрафную? — учтиво предложил Миша.
— Нет-нет, не стоит, — запротестовал от лица оппонента Степа Академик. Не сводя глаз с Юрия Михайловича, он со значением продолжал: — У ученых не принято напиваться допьяну. Верно ведь, Юрий Михаилович?
Юрии Михайлович понимающе покивал головой.
— Для разрядки, конечно, пе мешало бы, — не без сожаления сказал он. — Но если общество вытерпит… я хочу сказать, как общество, так и я. Ну, а чтобы быть на равных, я, пожалуй, от штрафной не откажусь.
— Юрий Михайлович! — осуждающе протянул Степа Академик.
Зато Мише Блинову этот жест поправился.
— Это по-нашему, по-простому! Юрий Михайлович случайно не доцент?
— Энэс он, — сказал Аполлинарий Модестович и сразу просветил: — Научный сотрудник то есть. И, молодой человек, он ваш первый оппонент. Все в его руках: напишет хороший отзыв на диссертацию — заказывайте банкет, плохой — и на защиту не ходите. Пустая трата времени.
— Сила! — уважительно сказал Блинов, поближе подсаживаясь к всемогущему оппоненту.
Степа Академик сделал вид, что не заметил льстивого перемещения Блинова. Однако создавать культ в их среде он посчитал излишним. Дожевав бутерброд, он сказал:
— Да, первый оппонент — фигура. Но самый главный человек, Миша, в твоей будущей карьере — это научный руководитель. Помни, Аполлинарий Модестович отныне твой отец в науке. Он ночей не будет спать, чтобы помочь своему питомцу подготовить хорошую диссертацию.
Миша посмотрел на первого оппонента, на научного руководителя, подумал, а потом вместе со своей табуреткой откочевал в сторону Аполлинария Модестовича. Тут самое время было поднять авторитет Степы Академика, и Аполлинарий Модестович, распорядившись разлить коньяк, предложил поднять стаканы за здоровье Степана Гавриловича.
— Если бы не он, молодой человек, мы бы и не знали друг друга. Пожмите его руку, молодой человек!
Миша послушно пожал руку, быстренько освежил на столе закуску и, сказав, что сбегает в магазин за «Боржоми», предложил гостям поговорить на научные темы. Покрасневший Аполлинарий Модестович взял слово первым.
— Ты зачем, Михеич, — сердито спросил он, — меня вешалкой обозвал?
— Да потому что ты гардеробщик, — бесхитростно ответил Михеич. — Я думал, хохма получится, а ты, видишь, обиделся.
— Гардеробщик! Нашел, что высмеивать. Я ведь, Михеич, в свое время, и всякие посты повидал. Да-да, и не скаль рожу-то. Ты еще «би-би» говорил, а у меня уже в то время персональная машина была. Вот так-то!
— Представляю. Небось, эта машина только по пивнушкам и шастала?
— Я тогда слова-то такого не знал. А был я в ту пору заместителем директора института но АХЧ, По административно-хозяйственной части значит. По-нынешнему, проректор. Понял? А ты — «вешалка»! Степан, какая у нас дальше программа? Ведь что-то сообразить надо.
— На двоих или па троих? — сразу встрял Михеич.
— Помолчи. Дай Степану высказаться.
Стена Академик поднялся с табуретки, на цыпочках подошел к двери и, прислушавшись, рывком распахнул ее. У ларька никого не было.
— Осторожность не помешает, — возвращаясь на место, сказал он. — Пивники — они народ ушлый, насквозь видят. Поэтому никаких хохмочек, Михеич. И речь должна быть, как на собрании; культурная, уважительная и всех по имени-отчеству. Вспомни, Михеич, ты ведь сам когда-то был аспирантом.
— Был да весь вышел, — грустно отозвался Михеич. — Это ведь надо: дедушкой назвали.