Не увидев ожидаемой реакции, Ян прижал меня еще теснее, его жар почти полностью окутал мое тело.
– Даша, открой глаза, – почти прорычал он. – Поверь мне, пожалуйста!
Он покрывал быстрыми поцелуями мое лицо и шею. Места, где прикасались его губы, пылали, словно их подожгли.
Ян накинулся на мои губы с таким голодом, будто собирался через эти касания поглотить мою израненную душу, вобрать ее в себя и больше никогда не отпускать.
– Даша, – прохрипел он в коротких перерывах между поцелуями. – Милая моя девочка… Глупенькая Банши. Желанная. Родная. Единственная. Я так люблю тебя, что мне трудно дышать. Пожалуйста, не закрывайся от меня. Никогда. И тем более не теперь, когда я только обрел тебя вновь.
Смысл сказанного проникал в меня тягуче медленно. Признание Яна впиталось через поры, просочилось в кровь и лишь тогда, когда достигло сердца, разлетелось буйством красок. Откровение расцвело во мне жар-цветком, взяло в плен душу, пробралось в разум и опалило его пониманием.
Я почувствовала себя наполненной до краев. Цельной. Живой. Настоящей.
– Ян, – выдохнула я, распахивая широко глаза.
– Хорошая моя, верь мне, – молил он, не прекращая поцелуи.
Счастье искрилось в каждой моей клеточке. Даже боль, что по-прежнему не покидала тело, не смогла омрачить этого мига. Я убедилась, что волшебство не развеялось, не исчезло, не рассыпалось на атомы. Ян был рядом, тяжесть и тепло его тела умиротворяли меня.
Он был настоящим.
Я была настоящей.
Жизнь продолжалась.
И, наверное, во всей Вселенной невозможно было сыскать ничего более правильного, чем то, что происходило сейчас между нами.
– Ян, ты, правда, настоящий? Я не сплю? – оттянув его волосы, я заставила Кенгерлинского прекратить поцелуи и посмотреть мне в глаза.
– Детка, я не знаю, как объяснить то, что произошло. Черт возьми, никакого рационального объяснения тому, что ты вернулась из-за черты в мир живых, нет! Но, будь я проклят, если не уцеплюсь, как клещ в эту возможность! Я собираюсь использовать дарованный нам шанс по полной! Никогда впредь не отпущу тебя, слышишь? Даже если для того, чтобы удержать возле себя, мне придется приковать тебя к кровати.
– Приковать? Когда ты успел полюбить жесткие игры? – улыбнулась я.
– Даша, я ужасный эгоист, – серьезно вздохнул он, не купившись на мое веселье. – И больше не собираюсь испытывать те ужасные эмоции вдали от тебя, поэтому я сделаю все возможное, но обеспечу себе спокойное будущее. Даже если придется пойти против всего мира.
– Кто ты и куда дел Яна Кенгерлинского, которого я знала?
– В смысле? – растерялся он.
– Тот Ян даже под пытками не стал бы рассказывать о том, что чувствует. Он был таким засранцем, которого еще стоит поискать. А ты так легко…
– Детка, поверь, ты умеешь развязать язык.
– Например, как?
– Например, умерев на моих глазах, – нехотя выдавил он. – Потом вернувшись только для того, чтобы вновь попытаться умереть, вытолкнув меня из машины в последний миг перед аварией. Черт, Даша! Что это было за геройство? Это я должен был спасти тебя, а не наоборот! Больше никогда не смей рисковать собой!
Я помрачнела.
– Прости меня.
– За что?
– За то, что причинила тебе боль.
– Милая, – Ян взял мое лицо в ладони. – Если кто и должен извиняться, то только я. Если бы не моя глупая жажда мести, то жнецы никогда не добрались бы до тебя, а Адиса, – он запнулся, скашливая, – не убил бы тебя моей рукой.
– Если бы не твоя глупая жажда мести, мы бы никогда не встретились.
– Тоже верно.
– Я ни о чем не жалею.
– Ты слишком наивная и светлая, чтобы понять, скольких страшных последствий можно было бы избежать, если бы не мои глупости.
– Тс-с-с, – я прижала палец к его губам. – Я не хочу думать о том, что было бы, если бы, да кабы… Хватит винить себя, Ян. Я давно простила все, что только можно было простить.
– Даша…
– Расскажи мне лучше, где Демьян?
– С ним покончено, – я почувствовала, как под моими руками напряглись мышцы Яна. – Он больше не доставит нам хлопот.
– Ты убил его? Отомстил?
– Можно и так сказать, – выдавил сквозь зубы он.
После пробуждения в больнице во мне проснулось нечто новое. Даже не задумываясь, я чувствовала, а то порой и точно знала, что именно испытывает Ян. И в этот раз можно было говорить о том, что этот разговор был ему крайне неприятен. Я не стала давить и докапываться до истины, надеясь, что придет момент и Кенгерлинский расскажет мне все сам. Но некоторые пробелы в знании того, что произошло, хотелось заполнить именно сейчас. Просто потому, чтобы больше не возвращаться к этому.