Кабинет, в котором он проводил большую часть своего времени, был небольшим. Светлые, идеально ровные стены и потолок привносили больше воздуха, которого так не хватало обычным больничным палатам. Главным заданием этого кабинета было заставить пациента расслабиться. И все, что находилось в нем, каждая вещь, была здесь именно для этого. И широкий кожаный диван с удобной спинкой, и платяной книжный шкаф, и большое окно с цветным витражом.
Секундная стрелка вышла на финишную прямую отсчета. Адиса глотнул прохладного воздуха и замер, пытаясь придать телу расслабленности.
Он приходил всегда вовремя. По средам. И ровно в одиннадцать утра.
Адисе нравилась его пунктуальность, и раздражало собственное нетерпение, с которым он стал ожидать прихода среды в последнее время.
Дверь бесшумно отворилась. В кабинет зашел высокий мужчина в деловом костюме. Он кивнул в знак приветствия и повернулся, чтобы закрыть дверь. Адиса выиграл пару секунд на незаметное любование его спортивной фигурой.
– Доброе утро, доктор, – слегка улыбнулся он, когда провернул замок.
От глухого щелчка по коже Адисы пошли мурашки.
– Доброе утро, Илья. Проходите. Вы как всегда вовремя.
Адиса не мог скрыть волнение, которое набрасывалось на его тело в присутствии этого человека. Игра набирала обороты, и сегодня она обещала Адисе последний уровень. Завершающий и самый сладкий.
– Я никогда не опаздываю. Особенно на ваши сеансы.
Адиса кивнул, жестом указал присесть. Илья небрежно расстегнул пиджак и расслабленно устроился на диване.
– Вы ко мне не присоединитесь? – нагло выгнул бровь он.
Адиса тяжело сглотнул. Ему показалось, что в этот раз играл не он, а с ним.
– Как прошла неделя, Илья? Что расскажете на этот раз? – Адиса достал блокнот и черкнул в нем пару строк. Пальцы задеревенели, казались чужими, ручка норовила выскользнуть и с глухим стоном упасть на пол.
– Обычная неделя. Как и прошедшие два месяца. Только вот среды чуть-чуть разнообразнее, – улыбнулся Илья. – Так и живу от среды до среды, доктор.
– И я. Странно, правда? Ты тоже это чувствуешь? – хотелось признаться Адисе, вместо этого он закусил губу и вымолвил совершенно другое. ¬– Надеюсь, наши сеансы приносят вам пользу, Илья. Кошмары больше не приходят? А как обстоят дела с приступами агрессии?
Илья лениво потянулся, крепкими ладонями размял шею, будто она затекла. Адиса словил себя на мысли, что хочет дотронуться до бронзовой кожи, ощутить ее вкус. Он поспешно отвел взгляд и попытался скрыть обуявшее его волнение.
Только вот зачем? Игра ведь началась.
И они оба знали, на что шли.
– Присядьте рядом. Я привык, что вы, доктор, в такие моменты рядом. Так мне легче говорить, – сказал Илья и сверкнул хитрым прищуром зеленых глаз.
Адиса колебался. Он знал, что стоит ему только сесть на диван, как со всей прелюдией будет покончено – игра пройдет финальный рубеж. Хотел ли он этого? А разве не хотел?
Да, черт возьми, он и думать ни о чем другом не мог последние дни! В мыслях был либо… недосягаемый друг, либо… Илья.
– Пожалуйста. – Добавил Илья после маленькой паузы.
И Адиса сдался.
Со вздохом он отложил блокнот, встал из-за стола и присел на диван. Илья сразу же придвинулся ближе. Адису обдало жаром от его тела. А еще волной безумного вожделения, которая била от Ильи мощными ударами в грудь. Дар Адисы сыграл с ним злую шутку. Под напором таких эмоций сейчас он оказался совершенно беспомощным. Не оставалось ничего иного, как покориться безумству.
Тем более что они оба этого хотели.
Илья положил руку на ногу Адисы, совершил круговые движения вокруг коленной чашечки пока дрожь, родившаяся где-то глубоко внутри него, не выбралась наружу. Адиса смотрел на длинные пальцы мужчины и понимал, что видит совершенно иного человека.
Те же крепкие мышцы, тонкая талия, широкие плечи, тот же резкий овал лица, выпирающие скулы, черная смоль волос… И глаза… Зеленые, глубокие, правда, не такого откровенно насмешливого оттенка, как у…, но Адисе сейчас это было совершенно не важно. Такое сходство и так казалось сродни чуду.
Когда Илья впервые пришел к нему на прием, в ту злосчастную среду два месяца назад – на долгое мгновение Адиса даже потерял речи. И на это самое невыносимое мгновенье ему показалось, что перед ним тот, невозможность близости с которым съедала его последние годы.