Навстречу один за другим бежали огни. Машины шли с зажженными фарами, как на Невском в мирные дни. На Ладоге шоферам отменили светомаскировку. Полуторки неслись на предельной скорости. Каждый рейс спасал от голодной смерти тысячи жизней в Ленинграде.
С обочины мне посветила снежная баба. Она здесь за регулировщицу — трудно девчонкам выдержать ночь на ледяном ветру. Фонарь, вмороженный в бабу, светил пучком красного света, будто чья-то погубленная душа предупреждала об опасности: воронка! Встречная машина попала в нее передними колесами. Из-подо льда торчал лишь закинутый к небу кузов. Бомба сброшена на трассу недавно, вода в воронке не успела еще замерзнуть.
Я притормозил объезжая. На заднем борту разглядел номер 13–13. Точно такой же был на моей самой первой полуторке…
Курсы шоферов я окончил в Одессе. Сдал экзамен с отличием, а права не получил. Не разрешалось по возрасту. Почти года не хватало до восемнадцати. Пришлось возвращаться в свою Дубровку. В дубровском колхозе тогда не было машин. Устроился шофером в соседнем селе, в семи километрах. Но полуторку дали такую, что не было в ней ни единого болтика живого. Без передка, без стекол, задний мост и мотор негодные, баллоны проколоты.
— Семен! — сочувствовала мне бабка Дуня. — Неужто эта железяка будет двигаться и зароблять деньги в колхозе?
Машину я собрал за два месяца. Стал специалистом, пока делал ремонт. Кое-какие детали снял с другой, негодной техники в колхозе, а резину завулканизировал в районном центре.
Но опорный подшипник и втулку для заднего моста пришлось отливать самому — из бронзы. Выручил разбитый колокол, лежавший у церкви. Я отколол от него кусок и расплавил в кузне. А формочки для подшипника и втулки смастерил по чертежам из учебника по автоделу.
В первый же выезд по селу подшипники и втулка у меня сгорели. Бронза легко плавилась, нагреваясь от трения. Машина встала как раз напротив хаты бабки Дуни.
— Антихрист! — крестила она меня. — Это тебе наказание за колокол!
Потом догадался полудить бронзу оловом, и полуторка пошла.
Номер мне выдали 13–13. Бабка Дуня крестилась каждый раз, когда я проезжал мимо ее двора:
— Смотри, Семен! Провалишься в преисподнюю!
Втулка больше не подвела до самого призыва в армию. А вот на Ладоге довелось провалиться. В первый же день работы на «Дороге жизни».
Отобрали нас десять водителей и зачитали приказ о поездке на другой берег. К нам подошли дорожники-рейсовики, которые уже ходили по трассе с подводами. Объяснили маршрут, рассказали, где опасные места. Предупредили о трещине на 9-м километре. Она была заделана досками, вмороженными в лед. Но и на других участках лед был еще ненадежный.
На ту сторону Ладоги доехали только четыре машины. Обратно вернулось две — Кравченко и моя. В кузов грузили по шесть мешков муки, больше не выдерживал лед.
На обратном пути мы с Кравченко потеряли след. Заехали на какой-то островок. Как потом выяснилось — Малый Зеленец. Сделали факел из бензина и вскипятили на нем в ведре воду. Бросили в ведро немного муки. Соли не было, но мы рады были и этой пресной баланде. Попробовали еще мерзлых ягод с низкорослой рябинки, росшей среди камней. Как только она здесь уживалась с ветрами и морозом!
Ведро с остатками баланды Кравченко прицепил под кузов своей машины, и мы поехали с Зеленца наугад к западному берегу. Но в пути слишком уклонились к северу. А там совсем не было льда.
Нас предупредил об опасности летчик «кукурузника». Он низко пролетел над машинами и, высунувшись почти по пояс, скрестил руки на груди. Мы поняли, что впереди дороги нет.
Затормозить на гладком льду трудно. Машины долго несло вперед даже с вывороченными колесами. Остановились вовремя, перед нами уже была видна темная вода. Она не замерзала вплоть до Осиновецкого маяка. Сориентировались по маяку и повернули назад, стараясь ехать по-над берегом. Лед под колесами гнулся, мотор работал на предельных оборотах. Проехав так километров пять, увидели свой собственный след и по нему выехали на берег. Груз сдали в Осиновце, а заночевали в лесу возле деревни Ваганово.
В полночь нас разбудил старшина, приказал срочно переправить лыжников на другой берег. В каждый кузов село по шесть человек с автоматами и двумя минометами. Машина Кравченко утонула на 9-м километре. Люди спаслись, но ушла на дно наша недоеденная баланда. Другой еды у нас не было за весь день.
Я проехал еще километра четыре и наскочил на трещину. Скорость была небольшая. Передние колеса проскочили, а задние оборвались. Машина, сев кузовом на лед, стала медленно спускаться в воду.