Особенно опасны были обстрелы из «Берты». Эти дальнобойные орудия выпускали самые тяжелые снаряды. От их разрывов гулко ухала земля. Один из таких снарядов упал на левом берегу Невы, недалеко от Шлиссельбургской пристани. Взрывной волной раскидало из штабелей доски даже на другом берегу реки.
Фашисты понимали, как велика угроза для них от нового железнодорожного моста. С вводом его в строй слабая жилка, связывающая Ленфронт с Большой землей, превращалась в полнокровную, постоянно действующую дорогу.
Во время обстрела работы на строительстве моста не прекращались. Лишь когда снаряды рвались совсем близко, приходилось ложиться на снег или на доски. Как только затихала взрывная волна, каждый, если не был ранен, продолжал заниматься своим делом.
Однажды один из снарядов разорвался за моей спиной. Сразу же обожгло правую лопатку и ногу. Падая, я выронила доску и потеряла сознание. Когда пришла в себя, попробовала подняться. Но боль в лопатке заставила снова упасть на снег.
Ко мне на помощь подбежали подруги — Оля Рюхина и Полина Бакунькина. От них я узнала, что ранена также Шура Кондаурова. Пострадало еще несколько девчат из моего взвода. Но самое горестное — погибла наш комсорг Катя Куприянова.
Я хорошо знала ее по Ладоге. Осенью 1942 года она вручала нашей комсомольской бригаде первую награду — патефон с единственной пластинкой «Память цветов». Не раз Катя перед отбоем забегала ко мне в палатку послушать сводку Информбюро. Радостные сообщения мы вместе отмечали танцами под патефон… После перевязки всех раненых отвезли в госпиталь. Когда меня оперировали, Шура Кондаурова, увидев, как извлекали осколок из легкого, закричала: «Доктор! Не трогайте Валю! Ей же больно!»
Врач сердито покосился на нее и задернул штору-простыню. Но еще долго я слышала, как плакала, жалея меня, моя подруга. Я ни разу не вскрикнула, стараясь не выдать при ней свою боль.
Никогда раньше я не думала, что так тяжка больничная жизнь. Днем — бесконечные процедуры, лекарства, перевязки. А по ночам — стоны раненых. Бодрость духа поддерживала в себе воспоминаниями…
…Я ушла в армию добровольцем в конце мая 1942 года по призыву комсомола. С Финляндского вокзала поезд доставил меня вместе с 167 другими комсомолками Ленинграда на станцию Ладожское озеро. Нас привезли на строительство военных объектов — пирсов, складов, подъездных путей. Никто из девчат этим не занимался в мирное время. Среди нас были работницы фабрик, парикмахеры, ткачи, студенты, но только не строители.
На первом построении наш взводный старшина Смолин безнадежно махнул рукой, так и не дождавшись от нас ровной шеренги:
— Какие из вас вояки? Слезы одни!
Он не скрывал своей досады — не такого ждали в батальоне пополнения. Личный состав стройбата не был укомплектован, всех здоровых солдат взяли на передовую.
Комбат М. З. Гусинский — молодой, невысокого роста военный инженер, с аккуратными черными усиками — не без смущения принял от старшины рапорт. Потом постоял, покачиваясь на высоких каблуках, холодно представился нам и пошел вдоль строя.
Поравнявшись с белокурой Зоей Кировой, командир батальона неожиданно остановился и скомандовал: «Кругом!» Зоя порозовела, плавно повернулась, с трудом приставляя ногу. У нее спадали сапоги, обрезанные под «боты». Пилотка с вырезом для косы сбилась набок. Зое пришлось придержать ее рукой.
— На первый раз простим ее, старшина! — насупился наш командир. — Но если еще кто будет портить казенное имущество, сажайте на гауптвахту!
Так началась наша армейская жизнь.
В августе нас впервые поставили в караул. Инструктаж перед этим проводил старшина Смолин. Он так убедительно рассказывал о диверсантах, что каждая из нас, стоя на посту, напряженно ловила малейший звук.
Представляю, как жутко было Зое Кировой, когда прямо на нее ночью вышел человек! Шел он уверенно, словно знал, что перед ним девчонка-новобранец.
От неожиданности Зоя подала сразу все команды часового, которым научил ее старшина. Нарушитель остановился, не зная, какую из них выполнять.
«Ложись!» — наконец опомнилась Зоя и выстрелила в воздух.
Нарушитель упал. Приказав не шевелиться, Зоя подошла поближе. Но как ни вглядывалась она в темноту — не могла рассмотреть лицо задержанного. Лишь когда на выстрел прибежал разводящий и посветил фонариком, Зоя увидела у своих ног комбата М. З. Гусинского. Часовой чуть не выронил винтовку.