– Привет, товарищ полковник!
– О, Ефим! Сто лет тебя не видел. Что в печали?
– Если бы некоторые хорошо работали, я был бы веселее.
– Мента обидеть всякий может, – меланхолично заметил Владимир Степанович. Ефим сразу мысленно пожалел того «всякого», кто пожелает обидеть здоровенного мента Кунгуренко. – Чего там у тебя стряслось?
– Магнитолу стрясли с «Ауди». Разбили стекло и вынули.
– И всего-то делов? А адресок твой какой?
Ефим назвал адрес.
– Ничего не проходило, – сказал Кунгуренко.
– И не пройдет. Жильцов не опрашивали. Покрутились и свалили.
Кунгуренко слегка смутился:
– Не обижайся, Фим. Если б что серьезное – ты ж знаешь, все бы бросил. Но у нас третье убийство за неделю. Штабы на штабах. Понаехали из округа, из МУРа. И всем дай людей. Так что пока злодеев не поймаем…
– Ладно, – печально вздохнул Береславский. – А ты хоть можешь злоупотребить положением, чтобы твоя пигалица меня отпустила?
– Это легко, – улыбнулся полковник.
– Ну и?…
– Уже отпустила. Беги, раз торопишься. И заходи ко мне через недельку, как полегче станет. Хоть поболтаем, старое помянем.
– Знаешь, что бывает с теми, кто старое помянет?
– Я ж говорю – литератор! – заржал Кунгуренко. – Приезжай обязательно! – И, невзирая на комплекцию, стремительно умотал по своим ментовским делам.
Ефим вздохнул и пошел к своей обесчещенной «Ауди».
В «Беор» он попал уже ближе к обеду. Агентство жило своей жизнью: сновали в разных направлениях менеджеры, звонко кричала в трубку секретарь («С Владивостоком, наверное», – машинально подумал Береславский), мрачно курил в углу системщик-компьютерщик, практически никогда не вылезавший из своих мало кому понятных размышлений. Это он напугал Ефима, в первый же день работы сообщив ему дословно: «Ваша мать скорее повесится, чем обеспечит вам нормальное питание».
– Чья мать? – переспросил слегка обалдевший Ефим. – Моя? Она отлично меня кормит!
– Да нет, не ваша, – поражаясь его тупости, с тоской объяснил компьютерщик. – То есть ваша, но… Короче, ваш процессор сосет как слон, а мама слабая.
Только минут через пять Береславскому удалось понять, что собеседник Ефима критикует сборщиков, свинтивших Ефиму компьютер с мощным процессором и слабой материнской платой. Ефима с тех пор не покидало чувство, что компьютерщик, убедившись в полном отсутствии умственных способностей шефа, его втайне жалеет. И в самом деле чего тут не понять? Процессор сосет как слон, а мать собирается вешаться…
– Наконец-то, – встретил его как всегда озабоченный делами Орлов. – Кстати, можешь себя поздравить, проверка закончена, НДС нам вернули.
– Поздравляю, – согласился Ефим. – А кто нас проверял?
– О господи! – застонал Орлов. – Ты что, не помнишь, я тебе рассказывал? Мы пролетали на семь штук баксов!
– Помню. – Ефим и в самом деле вспомнил. Он тогда здорово распереживался – семь тысяч долларов невозвращенного налога на добавленную стоимость (они потихоньку начали заниматься импортом-экспортом) для «Беора» были серьезным ударом. Береславский хотел даже звонить старому другу, высокому чину из Министерства по налогам и сборам, но отвлекся: знакомый фотограф пришел похвастаться новой «Лейкой» мини-люкс.
У Ефима аж слюни потекли: узкий 35-миллиметровый аппарат, умещавшийся в кармане пиджака, обладал столь совершенной оптикой, что позволял вытягивать снятые со штатива кадры до формата ватманского листа. Плюс ресурс на миллион срабатываний затвора. Плюс титановое, с кожаной отделкой, изящество, греющее сердце каждого понимающего фотографа. Какие уж там налоги!
– Виноват, исправлюсь, – извинился Береславский. – Да потом, тебе подсказывать – только мешать. Кто из нас лучший в мире бухгалтер?
– Ты, блин, кончай бисер метать, – смущенно улыбнулся бух. – Ты деньги давай.
– А от Ольховского разве не пришло?
– И пришло, и ушло уже за аренду офиса. Ты что, не знаешь наших расходов?
– А позавчерашние молочники? Я вчера вечером договорился с их шефом, весь дизайн упаковки – наш. А если удачно протендерим печать, то и она наша.
– Дизайн – это хорошо. Тут я спокоен. Но с чего ты взял, что мы выиграем тендер на флексографию? Мы же посредники!
– Помнишь, я тебе рассказывал о новой машине в Обнинске? Восьмикраске? С ультрафиолетовой сушкой и всеми послепечатными «приблудами»? Так вот, на той неделе ее официально запустили.
– Помню. А нам-то что? За державу порадоваться?
– Видишь ли, Саша, – вкрадчиво начал Береславский. – Мы – официальные дистрибьюторы этой типографии. Оп-па! – Ефим жестом фокусника достал из большого портфеля довольно объемистый договор. – Эксклюзивные, я бы сказал, дистрибьюторы. Договорчик-то почитай!
– Супер! – восхищенно выпалил Орлов. – Как тебе удалось?
– Тропинки надо знать, – скромно потупил взор Береславский.
– Да-а, – только и вымолвил Александр Иванович. Несмотря на всю свою несерьезность, а иногда и просто безответственность, директор «Беора» порой совершал на ниве бизнеса удивительные подвиги.
Правда, в данном случае все случилось само собой: хозяина типографии, Леху Тимофеева, Ефим в свое время лично ввел в этот бизнес. Причем тот не хотел, упирался даже, а Ефим, как змей перед Евой, цветисто расписывал перспективы рекламной полиграфии вообще и флексопечати в частности.
Ефиму в финансовом плане ничего тогда было не надо, просто проявилась особенность характера: если что-то нравилось и казалось перспективным, хотелось срочно убедить в этом всех окружающих. А нюх на новое и умение рождать бизнес-идеи у Береславского, несомненно, присутствовали. Не хватало лишь желания их реализовывать. Точнее, реализовывать с полной самоотдачей: ему хотелось отдаваться сразу многим увлечениям, и он добросовестно старался ни в чем себе не отказывать.
В итоге многие его официальные и неофициальные ученики, жестко и конкретно специализировавшиеся в каком-то одном выбранном направлении, добивались недюжинных успехов, давно опередив своего бывшего учителя.
Он не расстраивался. Наоборот, гордился. И даже на этом зарабатывал.
Взять хотя бы новый контракт. На печати флексы позавчерашним молочникам – пусть у них и небольшой заводик – тысячи три-четыре чистой прибыли в месяц, безусловно, будет. В зеленых. А курочка, как известно, клюет по зернышку.
– А потянем эксклюзив? – вдруг посуровел Орлов. – Это ж какие объемы?
– Конечно, не потянем! – с оптимизмом подтвердил Береславский.
– И что?
– Да ничего! Возьмет Леха еще дистрибьюторов. Но наши спеццены останутся. Знаешь, сколько мы с ним выпили за последние пятнадцать лет?
– Это и есть советский бизнес! – укорил друга Орлов. – Все на личных взаимоотношениях.
– Вся наша жизнь – личные взаимоотношения, – уже совершенно серьезно ответил Береславский.
Спокойно посидеть в кабинете – Ефим хотел разобраться с коллекцией своих слайдов – так и не дали: ворвалась разъяренная Марина Ивановна. Береславский поежился: особым авторитетом у своей бывшей старосты он не пользовался никогда.
– Ты знаешь, что сегодня у Елены Сергеевны случилось со стулом? – с порога завелась она.
– Мы с Еленой Сергеевной не настолько близки, – попытался закосить под дурачка Ефим.
– Шутник! – язвительно уничтожила она Ефима. – Стул развалился прямо под Никипеловым!
Береславский не выдержал и захохотал. Никипелов, старый заказчик «Беора», был хозяином магазина «Толстяк», в котором продавалась одежда больших размеров. И сам покупал одежду только в своем магазине.
– Что ты ржешь? – не успокаивалась Марина Ивановна. – Ну что ты ржешь? Директор! Месяца не проходит, чтобы мы им чего-нибудь не напечатали! А он у тебя со стульев падает!
– Я ножки не подпиливал, – со всей искренностью сообщил Ефим.
– А их и подпиливать не надо. Их надо все выкинуть. Сколько лет стульям?