– Ты всем киллерам биографии жертв выдаешь? – усмехнулся я.
– Нет, – спокойно ответил он. – Только тебе. И деньги такие – тоже только тебе.
– За что почет?
– За то, что ублюдки, о которых идет речь, ближе, чем на пятьсот метров, к себе не подпустят. А ты и с километра умеешь, я знаю.
– Я подумаю, – сказал я. Но он понял, что стрелять я больше не собираюсь. И сразу потерял ко мне всякий интерес.
– Считай, что это была шутка.
– Конечно, – согласился я.
– Но если захочешь пообщаться – звони. – Он передал мне свою визитку.
Его предприятие занималось, как следовало из названия, финансовым консультированием. А Алексей Анатольевич Щелчков работал главным специалистом. Я поблагодарил, взял визитку, и мы расстались.
Финансовым консультантом я не стану.
…Все эти вялотекущие воспоминания не мешали любоваться зимним подмосковным пейзажем, проплывавшим за окном моей потрепанной «девятки». Баклажанного цвета шестилетний «жигуль» был пожалован мне лично с барского плеча нашего шефа, Ефима Аркадьевича. Точнее, с плеча его жены Натальи, пересевшей на более современный автомобиль. Подарок, замаскированный под служебную необходимость, я получил за личное участие в малых неприятностях шефа. Но это мелочи.
Я люблю водить машину. Меня учили искусству экстремальной езды, но мне больше нравится ехать так, как сейчас, – не спеша, успевая налюбоваться прелестями природы. Обычно на это всегда не хватает времени.
Любоваться прелестями, правда, осталось недолго, минут десять-пятнадцать – уже начало смеркаться.
Заканчивалась моя первая самостоятельная командировка. Ведь я теперь больше не снайпер, а младший менеджер по продаже рекламного оборудования. Конкретнее – мобильных экспозиционных систем. Сегодня одну такую я ездил демонстрировать потенциальному клиенту в Ногинск. И похоже, почти продал, тьфу-тьфу. А совсем недавно я даже не слышал про них. О мобильных ракетных комплексах – слышал, мобильных силах быстрого развертывания – тоже. А вот мобильные экспозиционные системы – еще их называют выставочными – как-то прошли мимо меня. Теперь, слава богу (и Ивлиеву с шефом), этот вопиющий пробел в моих знаниях восполнен. И я уже знаю, что, например, вот эта штука на заднем сиденье, напоминающая кожух ручного гранатомета «Муха» (впрочем, только мне – большинству остальных, нормальных людей она напоминает студенческий тубус для чертежей), скрывает в себе набор планок и стержней, которые за три минуты превращаются в выставочный стенд «Клерк» размером 100 на 220 сантиметров. И это не предел: в багажнике лежит шведский «Нетворк», который раскрывается, как зонтик, и превращается в экспозиционную площадь с поверхностью около семи квадратных метров!
Венец же мобильной системы – несущая поверхность из баннерной ткани или ламинированной бумаги, на которой и нанесено собственно рекламное изображение. Рисуют по ней плоттеры, и я уже на глаз умею отличать не только триста точек на дюйм от шестисот, но и картинку, нанесенную электростатическим аппаратом, от изображения, созданного струйным плоттером.
Все это – действительно высокие технологии: «Нетворк» раскрывается по образу и подобию космических солнечных батарей и сделан из высококачественного алюминия. А «Клерк» собирают из кевларовых стержней, материала, хорошо знакомого мне по легким спецназовским бронежилетам. Один из любимых трюков Ефима, когда он демонстрирует «Клерк» потенциальному покупателю, заключается в том, что шеф кладет хрупкий на вид кевларовый стержень между двух стульев, а затем всем своим немалым телом на него наступает. И, как апофеоз, делает не слишком грациозный прыжок. Кевлар гнется, но его безумная прочность такова, что Ефим Аркадьевич абсолютно ничем не рискует.
Впрочем, за три месяца новой службы я уже успел заметить, что шеф занимается своей основной работой – добычей денег – мало и неохотно. Гораздо больше души он вкладывает в фотосъемку (у него большая коллекция аппаратов и объективов, и он действительно здорово снимает), тусовки, ухлестывание за рекламными красавицами и участие в сомнительных промоушн-акциях типа продвижения какого-то поэта с непонятными текстами, по словам шефа – абсолютно талантливыми. Кроме того, он еще пару раз в неделю преподает в вузе, что, может быть, оправдывает его затраты на бензин при поездках туда и обратно.
Основные тяготы коммерческой жизни выпадают на его закадычного дружка – главбуха Александра Ивановича. Он фактический директор «Беора» (так называется контора: по фамилиям учредителей – Ефим Береславский и Александр Орлов) и занимается всем: «строит» менеджеров, общается с налоговой инспекцией, ведает арендой и банком. Небольшой и, скажем так, плотно сбитый, он носится по фирме, как Карлсон, потерявший пропеллер. Главная же его задача заключается, похоже, в том, что время от времени он на правах старого друга говорит шефу: «Хорош выделываться, деньги на исходе». Тогда шеф напрягает свою немаленькую голову и выдает некую идею, которая позволяет квартал или более жить безбедно. Его личные способности и связи позволяют, например, за три часа, прямо на моих глазах, заработать десять тысяч американских баксов. Он из ничего, беседуя с заказчиком, разработал концепцию рекламной кампании, выплеснув с лету не только общие идеи, но и вполне законченные рекламные призывы-слоганы, отличные названия товарных марок – будущих брендов – и устные эскизы будущей печатной и видеопродукции.
Я пока не очень разбираюсь в большой рекламе, но даже мне понятно, что он в этом деле рубит серьезно. Что, впрочем, никак не мешает ему после пополнения фирменной казны снова заняться чем-нибудь безумным.
Вообще же эта фирма – скопище старых друганов: шеф, его секретарша Марина Ивановна (которую шеф откровенно побаивается), главбух, Ивлиев, начальник типографии Филиппыч (они имеют собственные офсетные машины), начальник отдела компьютерного дизайна Тригубов – короче, почти у всего руководства не такой уж маленькой фирмы общее прошлое и, похоже, они не прочь иметь общее будущее.
Итого – мне у них нравится. Ивлиев правильно определил тогда, что «фирмешкой рулят негнилые парни». Меня даже не слишком раздражает налет разгильдяйства и охламонства, так заметный в этом коммерческом предприятии. Единственное, чего я пока не понял, мое ли это дело. Но на данном этапе мне не очень приходится выбирать.
…Вот и все, солнышко скрылось. Морда «девятки» направлена почти точно на запад, но даже там, впереди, солнца больше не видно, только чуть посветлее, чем сзади. Вдобавок пошел большими хлопьями снег. На теплом стекле пушистые снежинки мгновенно превращались в талую воду. «Дворники» заелозили по стеклу, сгоняя в стороны неприглядные остатки бывших кристаллов.
Зато перед фарами закачалась и затанцевала настоящая снежная феерия. Такой ночной снегопад и уютное ощущение внутрисалонного тепла почему-то всегда напоминает мне Новый год. И не взрослый, с водкой и женщинами, а тот давно ушедший праздник, когда вечером никак не засыпалось, а заснуть надо было обязательно, потому что с утра под елкой, которую сегодня все вместе наряжали, обязательно окажется что-нибудь очень желанное. А еще были елки в Доме культуры, с Дедом Морозом, Снегурочкой и нарядными кульками новогодних подарков, конфеты из которых в те неизобильные времена были куда слаще сегодняшних.
…Я так размяк, что не заметил пьяного на обочине. Краем глаза лишь уловил движение. Он упал – как будто специально прыгнул – конкретно под мои колеса. Если бы не многолетняя дрессировка, я бы его раздавил. Урода спасли автоматизм, которого так долго и иногда жестоко добивались наши инструкторы, и прием, называемый управляемым заносом.
Я выскочил из машины просто взбешенный. Сердце колотилось, от мягких теплых воспоминаний не осталось и следа. Больше всего мне хотелось вмазать этому идиоту!
Я подбежал к оставшемуся позади телу, оно уже само медленно поднималось на ноги. «Метр семьдесят, телосложение худощавое, – машинально определил я. – Волосы светло-русые, длинные».