Ротный, в фуражке и подпоясанный, остановился возле капитана.
— Вы мой сосед слева?
— Ага.
— За мной пристройка и цех, подвал включительно.
— Ага.
— Какой приказ, не слышали?
— Все тот же.
— Именно?
— Ни шагу назад.
— Нет, я не об этом. Не слышали, когда нас сменят?
— Может быть, этой ночью. Скоре всего, той.
— Хорошо бы этой. Или хотя бы пополнили.
— Ага. Но вряд ли. Не успеют.
— Мой капэ в цехе. Когда выберете себе, сообщите.
— Ага. Где тут у вас вода? Согреть чайку. Пока еще можно.
Ротный показал на овраг.
— Там.
В цехе ротный собрал всех, посчитал, насчитал девятнадцать и поставил задачу:
— В общем, все, как было. Завод за нашей ротой. В пристройку — Кедров, вторым номером Тарасов. Но, может, через ночь нас сменят.
Игорь и Тарасов вымели все гильзы, почистили пулемет, и, пока они возились со всем этим, им подбросили котелок каши, банку тушенки и хлеба.
Они поели и завалились на шинели.
— Я ужо думал, никого из наших не найду, — сказал Тарасов. — Ты бы поспал, Егорий.
— Хорошо, что ты вернулся, — сказал Игорь. — Ты тоже поспи.
Тарасов подвинул ему вещмешок:
— Подмости под голову.
— Да ничего.
Тарасов все-таки подвинул в его сторону мешок.
— Спи. Если кто придет, я покараулю. Мне подремать малость — и ладно. С годами спится хуже. Все мысли да мысли.
— Нет, спи и ты. После контузии главное — спать. Как голова? — спросил Игорь.
— Ничего. Не кружится. Малость гудит, а так ничего. Спи, Егорий, спи.
— И ты спи, — снова повторил Игорь. — Ну их всех к черту. Ну их всех к черту. Никуда не уходи, ладно?
— А куда мне идти? — Тарасов перестал ворочаться. Головы их лежали рядом, под прикладом пулемета. — Таблетки пить? А тут, глядишь, может, что хорошее приснится…
— Ну все, спим, — сказал Игорь.
— Должно присниться, — продолжал Тарасов. — Вроде как я мальчонкой в ночном лошадей пасу, а дед наш страхи рассказывает. Про леших, про русалок, про оборотней. Я лет с шести в подпаски пошел.
— Лошади умные, — сказал Игорь.
— Это что тут? — спросил ротный, заглядывая в пристройку. Плавучий санаторий? Ну-ка, подвигайтесь. — Игорь подвинулся, и ротный лег рядом. Из-под фуражки — фуражкой он накрыл лицо — ротный пригрозил: — Если кто скажет хоть одно слово — отправлю за боеприпасами. Ясно? Отбой.
«Может, мне тоже приснится что-то хорошее, — подумал Игорь. — Что бы сделать, чтобы дали отпуск? Подбить два танка? Или попроситься в разведчики? Нет, — решил он. — Год все равно не дадут. Даже если сожгу пять танков. Только из отпуска и снова в отпуск? Ни за что не дадут. Орден дадут, а отпуск нет. Ладно, — решил он. — Ладно. Посмотрим. Может, меня ранят. Но если только ранят… Пусть только ранят! Доползу, но буду в Москве! — Он внутренне усмехнулся, представляя, как это он по-пластунски вползает в подворотню на Самотеке. — Посмотрим. Посмотрим, — повторил он себе. — Может быть, нас отведут на формировку. Нет, так далеко не отведут. Куда-то отведут, но не так далеко. Но все равно, все равно! — крикнул он внутренне. — Она же может приехать! Точно. Я не могу, а она может! Она свободна! — Он снял с себя руку ротного, ротный уже храпел под фуражкой, и сел. — Только надо отмыться и вообще привести себя в порядок. Нельзя же показываться таким. Точно! — повторил он. — Значит — до формировки. Ах, черт! — радостно сказал он себе. Он лег опять и помечтал. — Это не так уж долго! Не так уж долго. Не так уж долго…». Он уснул просветленный.
Кто-то шел и кричал:
— Командир второй роты! Командир второй роты!
Ротный сел.
— А ну, кончай ночевать!
Кричал офицер из штаба бригады.
Офицер сказал:
— Через час контратакуем на танках. Задача дня — отбить деревню Окуневку и закрепиться на высоте № 102,9. Готовьтесь. На вашу роту танки 35, 46 и 51.
Когда офицер ушел, ротный спросил:
— Понял задачу дня?
— Понял, — сказал Игорь.
— Готовься. Бери больше гранат.
А что, собственно, ему было готовиться?
Он проверил шмайсер и магазины, отложил себе гранат и вместо финки повесил фрицевский нож разведчика. Больше готовиться ему было нечего.
В мае сорок пятого года на одной из пражских улиц, захлестнутых толпами чехов, которые грудились возле наших танков, чтобы пожать танкистам руки или отдать цветы, или просто заглянуть им в лица и увидеть, а какие это они, освободители, — за пять лет чехи насмотрелись на немцев вдоволь и теперь представляли себе, что такое немецкий «новый порядок» — в мае сорок пятого на пражской улице Пономарев еще раз встретил Игоря Кедрова.