— А ты не местный?
— Нет.
— Откуда?
— Из Брянска. То есть, я там родился. Но жил в разных городах. В Новоград-Волынске с тридцать шестого года.
— Как тебя зовут? — спросил Пономарев.
— Игорь.
Так как говорить больше было не о чем, а папироса докурилась до картона, Игорь пошел купаться.
Пономарев, скосив глаза, смотрел, как вразвалочку идет этот парень из десятого «В». У парня были сильные плечи и длинные прямые ноги. «Ему еще футбол гонять», — подумал Пономарев.
Игорь остановился у воды, несколько раз присел и выпрямился, смочил ступни и кисти.
«Раз, два, три», — сосчитал Пономарев шрамы — на боку, на спине и на левой икре. Все шрамы были похожи на листья ивы — такие шрамы получаются от пулевых ранений. Маленькие дырочки от пуль, чтобы быстрее заживали, хирурги рассекают скальпелем, и рубец получается плоский, как лист. От осколков шрамы получаются неровные.
Игорь нырнул и поплыл вдоль берега вверх по течению.
Когда Пономарев закуривал вторую, из кустов вышел высокий пожилой младший сержант. В одной руке он держал бредень, в другой — пустое ведро. В его больших — иконных — глазах Пономарев прочел неудовольствие, но оно тотчас же сменилось настороженной приветливостью. Младший сержант откашлялся и переступил с ноги на ногу.
У него не только глаза, все лицо был иконным: правильный овал, прямой нос, скорбный рот. Иисус Христос в выгоревшей гимнастерке, да и только. Пономарев даже вздрогнул.
— Что стоишь? — сказал он первым. — Проходи. Порыбалим?
— Коль не побрезгуете, товарищ генерал, — ответил сержант.
Пономарев взял у него бредень.
— Тогда давай быстрей. Я тороплюсь.
Сержант быстро сдернул гимнастерку, майку и брюки. Армейские трусы с карманом на пуговице на тощем заду никак ему не подходили. Был он худ и жилист, как будто под кожей у него были насованы веревки. Между сосков на груди в негустых волосах было уже порядочно седых. Пономарев неожиданно удивился, когда увидел, что у этого сержанта нет дырок от гвоздей, где им полагалось быть.
Они развернули бредень.
— А где Егорий? — спросил сержант.
— Какой Егорий? — Пономарев остановился. — Победоносец?
— Наш, — объяснил сержант. — Егорий! — негромко крикнул он. Бас у него был очень спокойным, полевым, лесным, совсем не солдатским Таким басом говорят за Уралом, на Белом море, в Алтайских горах.
— Здесь! — ответил из-за кустов Игорь. — Иду.
Они ходили с бреднем, а Игорь натаскал сушняка, вбил рогули, выломал поперечину и приготовил костер.
Полведра рыбы они наловили быстро, но Пономарев замерз и должен был надеть брюки и обуться.
— Да вы не торопитесь, товарищ генерал, — сказал ему младший сержант. — Что ей, ухе, вариться? Закипит, и ешь. Подождут дела. Не каждый день нам такое раздолье.
Уха и правда сварилась мгновенно — Игорь поддерживал под ведром гудящий огонь. Но к ухе подоспело еще двое.
Один из них шел по кустам и горланил:
— Это Женька, — объяснил Игорь.
Женька вышел к ним, дожевывая корку. Под мышкой у него были завернутые в обрывок газеты два суточных хлебных пайка. Женька отламывал от них корки и ел. Второй солдат, тщательно выбритый, без пилотки, пилотка была засунута за пояс, с расстегнутым воротом, посасывая холодную трубку, нес на вытянутых руках, чтобы не напылить в них, котелки с супом и кашей. У солдата были насмешливые глаза, чистый высокий лоб и явно иронический склад ума. Это подтвердилось и тем, как солдат смотрел на генерала — в хорошую меру почтительно и в тоже время испытующе, как бы говоря: «А что дальше? Что дальше, сэр?», и в спокойных, даже несколько пренебрежительно спокойных движениях, и в голосе — в любой фразе, в одной ясно, в другой — где-то на самом дне ее звучала ирония.
Женька, зажимая локтем хлеб, проглотил, не жуя, корку и отдал честь.
— Разрешите присутствовать?
— Присутствуй, — сказал Пономарев. — Давай хлеб.
Женька с готовностью отдал ему оба пайка. На одной полбуханке корок уже почти не было.
— Пожалуйста. Может, хотите и супу?
Солдат с трубкой отвел Женьку под кусты и уложил на шинель. Женька, бормоча «Никольский, друг! Расскажи сказочку», — сонно засопел.
Пономарев, набрав в ложку ухи, дул на нее.
Никольский сел напротив него и, блеснув глазами, достал из кармана медицинский пузырек граммов на четыреста.
— Не хотите ли, товарищ генерал? Спирити вини ректификата.
Отказаться от спирта под уху было просто грех.
— Что же, это как раз то, чего не хватает. А вот мальчишке даете зря.