Ирв Векслер талмудических решений не искал. Он вырос в Бруклине, как и Дэйв Фальк, и Марти, и добрая половина прихожан. И он сам придумал выход: перескочил через две ступеньки и просунулся в проем ограждения бимы. «А ты проваливай!» – сказал он Марти и оттолкнул его. Тут-то и началась потасовка. Все это напоминало боксерский поединок в «Гардене»[33] – мужчины в костюмах обступили ринг, дамы в синих креслах что-то кричали сверху. И Тору на пол уронил даже не Марти, а габай Дэйв Фальк.
Все очень строго. Они живут по букве закона. Если Тора падает на пол, община должна поститься сорок дней – такой это позор. Сорок дней распределили между прихожанами.
Оглядываясь назад, Марти решил, что наказан несправедливо. Это ведь Дэйв уронил Тору. Робин следовало бы Дэйва Фалька выгнать из дому, его следовало отправить в «Пять кедров» – отдохнуть.
От Лии Марти узнал и еще кое-что. Не только сам раввин звонил. Робин первая позвонила ему. Упрашивала его отменить пост. Это пытка, заявила ее мать, заставлять общину поститься из-за ее мужа. Раввину ведь лучше других известно, что Марти – человек больной. Но раввин Баум ни в чьих советах не нуждается. Больной, не больной – не имеет значения.
– Я не болен, – сказал Марти Лие. – Я что, говорю как больной? Все дело в уровнях. У меня с уровнями непорядок[34]. Это не брюшной тиф. Не чума, в конце-то концов. Просто расхождение цифр в некой схеме. Несоответствие. Всего лишь маленькое несоответствие у меня в крови.
– Надо покурить, не пропадать же добру, – говорит Марти.
Человек без имени в знак согласия делает вторую затяжку. После дня, проведенного в одиночестве, на большее Марти не может рассчитывать.
– И не пытайся ничего доказать, – поучает его Марти, – с нами все путем, пока мы тут. – Развалившись на стуле, Марти чувствует, как тяжелеют веки, глаза сами собой закрываются. – Как в раю, – говорит он. – Будто попал на небеса.
Марти много чего имеет в виду. И рассеянный свет из окон, и нежных сестер в белом, бесшумно скользящих в тапочках по коридорам. И лекарства, медленно просачивающиеся, как сироп, во все закоулки сознания. А когда ночью, приняв таблетки, лежишь в постели – разве не похоже это на облако, что, как колыбель, убаюкивает тебя?
Вещи сложены возле поста медсестер.
– Его брат – мой раввин, – в тысячный раз объясняет им Марти. – Потрясающе, правда?
Человек без имени стоит рядом, пришел попрощаться.
Марти достает позолоченную визитницу, вручает Человеку без имени карточку. Вторую передает Марджори:
– На случай, если он ту потеряет, – и подмигивает ей, словно это шутка, понятая только им двоим.
А Человеку без имени говорит:
– Не стесняйся. Поживешь у нас, когда выйдешь. Ты мне здорово помог тут. Как твой брат, все время выручал. Теперь моя очередь поставить тебя на ноги. Впредь никаких ночевок на улице. Будешь жить у меня, – говорит он.
Хлопает его по спине. И уходит – сестра выпроваживает его.
Дом тут, никуда не делся, убеждается он, подъезжая, – ни грядок с картошкой, ни парковки, ни аварийной бригады, сносящей стены. Уже вечер, и в доме горит свет. В столовой его ждут тарелка и полгаллона молока, недавно из холодильника. На кухне он находит стакан, который кто-то не допил, а в раковине отмокает кастрюля из-под макарон. В комнате Сэмми, как всегда, кавардак. На Лиином письменном столе поверх учебников – раскрытый фотоальбом. Комната Марти, их комната, выглядит так, как будто Робин приглашала уборщицу. Все безделушки разложены продуманно, поверхности сияют лимонной полировкой. Кто-то собрал по всему дому все приземистые, широкие, на сто таблеток, флакончики с литием и составил из них на тумбочке пирамиду. Может, это сделала Лия, пока ждала маму. Или ее мать – на прощание.
Марти хватает с ночного столика оловянную пепельницу, берет непочатую пачку сигарет. И садится посреди лестницы. Брюки поддернул, локтями уперся в колени.
Марти звонит раввину, в полной уверенности, что Робин предупредила его.
– Она должна была вам кое-что сказать, – говорит он.
– Она со мной не посоветовалась, Марти. Позвонила мне уже потом и своего номера не оставила. Сказала, что будет звонить раз в неделю, пока ты не позвонишь. И еще. Встреча в обычное время, все как обычно, только ничего улаживать не будем. Раньше я всегда уговаривал ее встретиться с тобой, когда у нее кончалось терпение. Теперь я попрошу тебя – и ты будь так добр, согласись встретиться с ней, если окажется, что она ушла навсегда. Она хочет увидеться с тобой здесь, при мне. Уладить все, так сказать.
33
«Гарден» (Мэдисон-сквер-гарден) – спортивный комплекс в Нью-Йорке, место проведения международных соревнований по нескольким видам спорта.