Алексей вечером записал в блокнот волновавшие его мысли:
«Трудно расставаться с друзьями-героями. Но минуты прощания вселяют в нас во сто крат больше ненависти к врагу… Не достигнуть победы в бою — позор перед родными, перед дочерью, которая обязательно поинтересуется, что делал ее отец в тяжелую для Родины годину… Как хочется жить и жить, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на мир после войны…»
В один из дней горячего курского лета пара наших истребителей (ведущий — капитан Алексей Павловский и ведомый — Герой Советского Союза майор Василий Петров), совершая свободный полет, столкнулись в воздухе с девятью «мессершмиттами», которые внезапно вывалились из облаков.
«Бой был коротким, — писал потом Алексей своей Зине. — Мы сделали все, что могли. Когда у Петрова кончились боеприпасы, он решил таранить. И это был смертельный таран. Жизнь друга дорого обошлась врагу. Я, расстреляв последние патроны, увеличил счет еще на единицу. Когда мой самолет пришел в негодность, я выпрыгнул с парашютом, но враг прошил меня очередью из пулемета. Очнулся на земле, у своих, на носилках…»
Потом был госпиталь, частичная потеря зрения вследствие ранения и заключение врачебной комиссии о непригодности к службе в авиации.
В длинную бессонную ночь, в палате, наполненной стонами раненых, Алексея мучили горькие думы. Порой на ум приходила отчаянная мысль: «Стоит ли жить, если тебя, как полуслепого, спишут из эскадрильи?» Отчаяние прорвалось даже в письме домой, но Алексей поборол малодушие. И еще до выписки из госпиталя успокоил жену:
«Все, о чем писал тебе, осталось позади и прошло. Завтра комиссия скажет, буду ли я снова водить самолет или останусь бойцом Красной Армии на земле… Ответ сюда не пиши… Он меня не застанет… Я уже буду там, где гремят орудия, трещат пулеметы, рвутся снаряды, где над человеком каждую минуту встает смерть, где опять будет решаться вопрос: жить или не жить, быть нашей Родине свободной или нет. Я отвечаю: жизни и свободе быть!»
Капитана Павловского направили в 19-й гвардейский воздушно-десантный полк на должность командира батальона.
Осенью сорок третьего года наши войска на широком фронте вышли к Днепру.
Батальону Павловского, отличавшемуся боевым мастерством и стойкостью, командир полка поручал наиболее сложные задания. У Днепра ему приказали отбить у противника на левом берегу тактически важную высоту 177.0, овладев которой, можно было обеспечить огневое прикрытие наших частей при форсировании реки в этом районе.
Внезапной ночной атакой с флангов батальон Павловского заставил гитлеровцев отступить с высоты. Наутро гитлеровцы бросили сюда пятьдесят танков и три роты автоматчиков. Батальон попал в окружение, но по приказу Павловского гранатами и штыками пробил себе выход из вражеского кольца, зацепился за соседнюю высоту, господствовавшую над шоссейной дорогой, и немедленно стал готовить ее к обороне, установив локтевую связь с другими подразделениями.
Едва солдаты успели окопаться, как на их новую позицию, гремя гусеницами, двинулись танки противника. Из клубов пыли сверкнули огненные вспышки орудийных выстрелов.
Наши бойцы дружно обстреляли из винтовок и пулеметов цепи неприятельской мотопехоты и прижали их к земле. Но танки неудержимо шли вперед. Первая группа «пантер» и «тигров» настолько приблизилась к окопам батальона, что люди почувствовали, как пахнуло перегорелым маслом и пороховыми газами.
Началась тяжелая схватка. Семь «пантер» и пять «тигров» были укрощены. Над одними колыхались столбы черно-желтого мазутного дыма, другие стояли без башен, сорванных взрывами, третьи — с перебитыми гусеницами.
Разозленные неудачей, гитлеровцы еще яростнее продолжали атаки. До самого вечера у высоты кипел жестокий бой. От разрывов мин и снарядов колебалась почва. Бойцы батальона Павловского сожгли еще три «пантеры» и два «тигра» и выкосили ружейно-пулеметным огнем роту вражеской пехоты.
Но все труднее становилось удерживать занятый рубеж. Было много раненых и убитых. Мало осталось боеприпасов. До крайности осложнилась обстановка, когда гитлеровцы, прорвав оборону левого соседа, отрезали батальон от полка.
К вечеру в живых осталась лишь горсточка бойцов. Только тогда, заплатив дорогую цену, фашисты смогли занять высоту у шоссейной дороги.
…Придя в сознание, Алексей открыл глаза и пересохшими губами попросил: