— Пить…
— Товарищ капитан, нам не дают ни воды, ни пищи, — ответил кто-то хорошо знакомым голосом. — Уже дважды стучали в дверь, но часовой молчит.
По голосу комбат узнал своего ординарца, веселого и расторопного юношу из Бийска Михаила Ракитина.
— Миша, где мы?
— В фашистском плену… Заперты в амбаре…
— А сколько нас?
— Восемнадцать человек… Каждый ранен… Вас контузило разрывом снаряда…
Алексей лежал на разостланной шинели в углу амбара, пропахшего мышиным пометом и пылью.
На исходе первого дня плена часовой, громыхая тяжелым замком, открыл дверь. В полумрак амбара хлынул оранжевый свет вечерней зари.
— Хауптман, выходиль! — повелительно крикнул эсэсовец, наставляя на Павловского автомат.
Мимо хат-мазанок конвойный повел его к большому деревянному дому с резными наличниками и высоким крыльцом. Здесь помещался штаб полка СС.
Открыв дверь комнаты, конвойный подтолкнул советского офицера к столу, за которым сидел майор в черном мундире с эмблемами смерти на воротнике и рукавах.
Начался допрос. Майор довольно чисто говорил по-русски.
— На каких участках и когда русские собираются форсировать Днепр?
— Не знаю…
— Покажите на карте место расположения командного пункта и батальонов вашего полка, а также огневые позиции артиллерии!
— Это мне неизвестно…
— Не валяйте дурака!.. Если вы не будете добровольно отвечать на мои вопросы, я найду способ развязать вам язык.
— Не буду.
Майор по-немецки отдал какое-то приказание. Мгновенно, словно черти из преисподней, в светлице появились четверо здоровенных солдат. Окружив Алексея, стали избивать его. Молотили до тех пор, пока он не свалился. Облили водой, привели в чувство.
— Последний раз спрашиваю: будешь отвечать на вопросы?
— Нет, не буду.
Солдаты снова принялись бить и топтать пленного. Особенно усердствовал эсэсовец в пенсне, внешне похожий на респектабельного учителя. Он бил пленного ногой в живот.
Алексей опять потерял сознание…
На второй день водили на допрос по очереди семерых солдат, которые еще могли стоять на ногах. Несмотря на избиения и пытки, никто из них не выдал врагу военной тайны. Как и Павловского, конвоиры приволокли их в амбар чуть живыми.
Ночью, осторожно проделав дыру в соломенной крыше, бежал из плена Михаил Ракитин, раненный в голову, но сохранивший еще силы. Остальные, в том числе комбат, были в таком состоянии, что не могли подняться.
А утром третьего дня эсэсовцы облили стены амбара керосином и подожгли.
Местные жители, смотревшие на горящий амбар, слышали, как донесся из огня голос:
— Будьте сильными, как Сергей Лазо! Да здравствует Родина! Смерть фашистским оккупантам!
В январе сорок четвертого года Зинаида Павловская получила из штаба 19-го гвардейского воздушно-десантного полка коротенькое прощальное письмо и завещание дочери, написанные ее мужем перед захватом высоты 177.0.
«Дорогая Зинуля! Возможно, эти строки останутся в сердце твоем… Если тебе сообщат, что я убит, что не вернулся… все равно не плачь. Если напишут тебе, что в бою покачнулся, упал и встать не мог… все равно не плачь».
И завещание дочери Элеоноре:
«Дорогая дочь! Если эта записка окажется последней, прошу об одном: будь преданна Родине, как был предан ей твой отец.
Презирай все несправедливости, бесчестное, ложное.
Люби Родину и свой народ, как любил их твой отец!»
После разгрома фашистской Германии в адрес Зинаиды Алексеевны Павловской почта доставила пакет и письмо. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин писал:
«Посылаю Вам грамоту Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Вашему мужу звания Героя Советского Союза для хранения как память о муже-Герое, подвиг которого никогда не забудется нашим народом».
На Днепропетровщине, у деревни Каменка, освобожденной от фашистских оккупантов батальоном Павловского, под сенью яворов на днепровском берегу стоит памятник погибшим: на высоком постаменте — фигура воина, склонившего голову над прахом боевых друзей. С ранней весны, когда распускаются в лесах первые подснежники, и до глубокой осени, когда в палисадниках пылают астры, — всегда у подножия памятника лежат живые цветы.
Близ берега Амура, в городе Комсомольске, имя Алексея Андреевича Павловского золотыми буквами сверкает на черной мемориальной доске на стене завода «Амурсталь». Оно увековечено и в названии шоссе, ведущего от заводской проходной к поселку металлургов.