— Я один.
— Не ври!
— Я говорю правду. Столица кишит зараженными, много их и в пригороде. Я ушел оттуда, чтобы найти тихое место, где можно перезимовать. — Он отдышался. — Меня зовут Франк Рихтер. Я — психотерапевт. Не преступник. Простой человек.
— Ах, вот оно что! — усмехнулись за спиной. — Мозгоправ, значит? Теперь понятно, почему несешь бред. — Внезапно затылок перестал чувствовать дуло. — Повернись.
Франк медленно выполнил приказ. Собака, впившаяся в него взглядом, предупреждающе зарычала.
— Одно резкое движение, и Рекс разорвет тебе глотку, — предупредила хозяйка пса.
Да, хозяйка. По голосу Франк сразу понял, что его взяла на прицел женщина, но, обернувшись и увидев ее, наконец, удивился. На вид незнакомке было примерно двадцать лет. Может, и того меньше. Невысокая, стройная. Из одежды на ней оказались обтягивающий серый свитер и широкие спортивные штаны с карманами. Темные волосы были собраны в хвост на затылке. В руках девушка уверенно держала боевую винтовку HK SR9TC с оптическим прицелом.
— Точно, — сказала незнакомка. — Я тебя видела по телеку. Хороший же ты мозгоправ, что довел бедного парня до самоубийства.
— Это не так. — Меньше всего Рихтер хотел вспоминать о том случае. И особенно — обсуждать его с незнакомой грубиянкой.
— Да ладно. Расслабься. Мне все равно. — Девушка не опускала винтовку. — Сюда как пролез? И, главное, зачем? Ведь ясно же написано на табличке: «Не входить. В поселке зараженные». Или немецкого не знаешь? Но, судя по тому, что мы разговариваем, знаешь. Так почему проигнорировал табличку? Она же прямо на воротах висит. Большими красными буквами написано предупреждение. Невозможно не заметить.
Франк напряг память. Он хорошо помнил, как шел вдоль забора, как оказался у ворот. Никакой предупреждающей таблички там не висело. Об этом он и сказал девушке. По ее лицу промелькнула тень.
— Не может быть. Я сама ее там закрепила.
— Но на воротах ничего нет, — настаивал Франк. — Если хотите, можете пойти и взглянуть.
Некоторое время она молчала. Затем выражение ее лица изменилось.
— Ну, конечно же! — с досадой произнесла незнакомка. — Скорее всего, ветер ее сорвал.
Накануне, действительно, дул сильный ветер. Франку пришлось ночевать в подвале брошенного и почти полностью разрушенного частного дома. Завывало так, что у него, в общем-то, непугливого мужчины, постоянно сжималось сердце. Казалось, поднялся настоящий ураган. Когда утром Франк вышел из укрытия, то увидел разбросанные рядом с домом остатки крыши, два поваленных дерева и двух зараженных, нанизанных, как на шампуры, на обломленные ветви достаточно высоко от земли. Они кряхтели и извивались, протягивая к нему руки со скрюченными пальцами. Наверное, висят там до сих пор. Ведь, как понял Франк за последние три месяца, убить этих тварей можно только ударом или выстрелом в голову.
— Вполне возможно, — подтвердил он. — А зачем вы повесили эту табличку? Я не вижу здесь зараженных.
— Совсем идиот? — усмехнулась она. — Это место — одно из немногих во всей Германии, где, выйдя из дома, не натыкаешься на труп. И в самом доме чисто и уютно. Я помню, как выглядел поселок два месяца назад, когда все началось. И именно я привела его в нормальный вид! Поэтому все, что находится внутри ограждения, — она махнула рукой в сторону, — мое! Понял? Это частная собственность, если хочешь знать. И квартиранты мне не нужны. Так что, если не желаешь испортить своей кровью асфальт, то сейчас же поднимешь с земли пожитки и уберешься отсюда к чертовой матери той же дорогой, которой пришел. Все ясно?
В этот момент у Франка сдали нервы. Слишком долго он терпел хамство. Ему почти сорок, он уважаемый человек, — по крайней мере, был им до тех пор, пока мир не сошел с ума, — и никогда еще соплячки вроде этой не разговаривали с ним в таком тоне.
— А теперь послушай меня! — повысил он голос, и девчонка с винтовкой вздрогнула. Явно, не ожидала такого поворота событий. — Я пытался быть вежливым, и вовсе не потому, что у тебя оружие и собака. Плевал я на то и другое! И не боюсь умереть, потому что не уверен, что мне осталось, ради чего жить. Единственный близкий человек — сестра, — умерла у меня на руках от чертового вируса. Я проткнул ей голову кухонным ножом, а после три месяца скитался по разрушенному городу, надеясь непонятно на что. Маленькую общину, с которой прожил всего неделю, уничтожили твари. Я чудом спасся. Так что меня не запугаешь винтовкой! Если не заметила, людей осталось ничтожно мало. Я тоже думал, что протяну один, но это труднее, чем кажется. Когда придет зима, ты умрешь здесь, и, возможно, перед этим съешь пса, чтобы избавиться от голода еще на пару дней. А потом пустишь себе пулю в лоб в чистом и уютном, но холодном доме. Кем ты себя возомнила? Богом? Что станешь делать, когда наступят морозы и кончится еда? До ближайшего магазина семьдесят километров, и, скорее всего, он давно опустошен другими выжившими. Или думаешь, что забор остановит зараженных? Я видел орду. Она сметает любые заборы, как карточные домики. А, может, ты действительно веришь, что табличка отпугнет желающих обосноваться в этом месте? Не отпугнет. И в следующий раз могут пожаловать те, от которых тебя не спасут пули. — Он выдохнул, нагнулся и поднял с земли рюкзак, удовлетворенный своей отповедью. — Можешь пристрелить меня, но, думаю, в этом нет необходимости. Я ухожу. Оставайся в своих частных владениях и жди конца. — После двухсекундной паузы добавил: — Напиши на табличке что-то более устрашающее. Может, тогда от нее будет больше толку.