Образ кующего свадьбы Кузьмы-Демьяна был настолько популярен в народе, что этнографы фиксируют его повсеместное распространение по всей восточнославянской территории: «Во многих районах России, Украины и Белоруссии в определенный момент свадебного обряда дружка или крестная мать, а иногда и все собрание заклинали семейное счастье, обращаясь к святым угодникам: «Кузьма-Демьян, скуй нам свадьбу до белой головы, до седой бороды» или «Кузьма-Демьян, приди к нам на помощь! Сыграй нам свадьбу крепкую, нескучную, неразлучную!» (Макашина Т. С. Святые Косма и Дамиан в русском фольклоре // Живая старина, 1994, № 3, с. 20). Стоит отметить, что языческие элементы точно так же сохранились в свадебном обряде, как и в рассмотренных выше любовных заговорах. Н. П. Колпакова, исследовавшая происхождение свадебного обряда Русского Севера, исчезнувшего в 20—30-е гг. XX века, вне связи с культом бога-кузнеца, констатирует: «При этом нельзя не отметить, что до самых последних лет своего существования традиционный свадебный обряд был полон воспоминаниями о своем дохристианском происхождении. (…) Даже такая казалось бы «христианская» деталь, как благословение молодых перед венцом и после него, имела языческие корни, так как рядом с иконой неизменно фигурировали благословение хлебом и солью, горящая свеча, шкура животного и другие отражения дохристианских представлений. Окаменевшее двоеверие дожило до самых последних лет жизни обряда» (Колпакова Н. П. Отражение явлений исторической действительности в свадебном обряде Русского Севера // Славянский фольклор и историческая действительность, М., 1965, с. 282). О том, что до 988 г. в обрядовых свадебных песнях фигурировал именно Сварог и образ кующего свадьбу кузнеца появился задолго до его переименования в Кузьму-Демьяна, свидетельствуют не только общеисторические соображения, но и приведенные в начале этой главы данные языка, прямо указывающие на имя языческого бога-кузнеца.
Благодаря археологическим данным мы можем определить то время, когда у восточных славян должен был быть расцвет представлений о кующем свадьбу боге-кузнеце. Если зарождение этой мифологемы относится к эпохе возникновения этого ремесла, т. е. к медному веку, то максимальное ее развитие должно было произойти в эпоху складывания отдельной семьи, выделившейся из состава рода. Необходимой предпосылкой для этого было развитие сельского хозяйства, обеспечивающее экономическую возможность существования подобной семьи. «Пашенное земледелие, — писал В. И. Довженок еще в 1952 г., — позволяло вести индивидуальное хозяйство, что являлось предпосылкой разложения родопатриархальной семьи, основанной на коллективном хозяйстве. Очевидно, что в первой половине 1 тысячелетия на Поднепровье, Побужье и Поднестровье основной производственной и социальной единицей была индивидуальная семья, входившая в состав сельской территориальной общины.
В лесных районах подсечная система земледелия, пока она господствовала, влияла консервирующим образом на социальное развитие общества; для ее ведения требовались значительные производственные коллективы, и это задерживало разложение родопатриархальной семьи» (Довженок В. И. К истории земледелия у восточных славян в 1 тысячелетии н. э. и в эпоху Киевской Руси // Материалы по истории земледелия СССР. Сборник 1, М., 1952, с. 154). С тех пор новые исследования позволили значительно детализировать этот процесс. При сравнении поселений культуры пражского типа VI–VII вв. и поселений культуры типа Луки Райковецкой VIII–X вв. археологи фиксируют на последних настоящий демографический взрыв: «Результаты сплошного обследования гнезд поселений второй половины 1 тысячелетия н. э. убедительно свидетельствуют о резком увеличении населения в VIII–X вв. Так, при обследовании 21 гнезда поселений было обнаружено всего 25 поселений культуры пражского типа (VI–VII вв.), и на этой же территории зафиксировано 125 поселений культуры типа Луки Райковецкой (VIII–X вв.). К тому же площадь отдельных поселений VIII–X вв., как правило, значительно превышала площадь поселений IV–V вв.» (Тимощук Б. А. Восточнославянская община VI–X вв. н. э., М., 1990, c. 86). Если в каждой гнезде-общине VI–VII вв. жило примерно 150–200 человек, то численность поселений VIII–IX вв. достигала уже 350–400 человек. Данный демографический взрыв совпадает по времени с описанным выше прогрессом в кузнечном деле, приведшим к появлению у славян усовершенствованных орудий для обработки почвы — пахотных орудий с железными наральниками и ножами-череслами, датируемых VIII–IX вв. Это же обстоятельство отмечает в своем исследовании и И. П. Русанова: «Коренной перелом в развитии хозяйства начинается с VIII в. В это время у славян появляются первые пахотные орудия с железными рабочими концами — железные наральники и чересло на поселениях в Хотомеле, Городке и на одновременных памятниках роменской культуры, культуры типа Пеньковки и в Молдавии. Более совершенными становятся и серпы — они гораздо больше ранних (длиной 18–22 см) и сильно изогнуты (Хотомель, Скорбичи). Распространяющееся пашенное земледелие уже не требовало совместного труда целых коллективов, поэтому основной хозяйственной единицей становится индивидуальная семья. Не нужно стало осваивать большие новые земли, и в связи с этим поселения могли долго существовать на одном месте, а размеры их могли значительно увеличиваться» (Русанова И. П. Славянские древности VI–VII вв., М., 1976, с. 50–51). Мы видим, что прогресс кузнечного дела предопределил прогресс земледелия — двух областей, с которыми Сварог был весьма тесно связан — и сделал возможным выделения из родовой общины индивидуальной семьи, процесс создания которой («сковывания») также приписывался этому богу. Таким образом, экономическое развитие славянского общества не только подкрепило, но и многократно усилило древнюю мифологему о боге неба, являющемся уже в силу того факта, что он приходится супругом Матери-Земле, покровителем союза мужчины и женщины. Благодаря этому восходящая к эпохе первобытности данная мифологема в конечном итоге, несмотря на смену религии, благополучно дожила до XIX–XX вв.