И только старший брат Дейл выбивается из общей семейной линии. Он допускает вероятность суицида. Братья существовали порознь многие годы. Дейл трудился на авиакомпании «Боинг» и изредка принимал участие в решении суперсекретных военных задач. Он никогда не навещал своего брата в Восточной Германии, в частности из-за опасений, что это может поставить под угрозу право допуска его к секретным работам на правительство США и укоротит его сотрудничество с «Боингом». Дейл, как и его отец, был консерватором, и ему претила радикальная позиция Дина. Они писали друг друга письма, спорили о политике, но оба были слишком упрямы, чтобы уступить хоть по какому-то пункту, пока Дин был жив. С гибелью брата взгляды Дейла изменились. Он принялся размышлять над тем, что говорил Дин, и в конечном итоге, поменяв место работы на «Боинге», он оставил ядерные вооружения и занялся коммерческой авиацией. Он также стал сотрудничать с национальной организацией «Врачи за социальную ответственность», активно выступающую против ядерного оружия.
«Теперь я более с ним согласен, чем прежде, — сказал Дейл. — Я не признавал этого, когда он был жив. Я не обдумывал это настолько тщательно, как сейчас. Я поменял свои взгляды, частично, из-за него и мамы. Он изменил взгляды многих людей, в социалистических странах, своими песнями под гитару и рок-музыкой». [319]
Каким-то образом метафизическая дистанция между двумя братьями привела Дейла к мысли, что самоубийство — и есть наилучшее объяснение причины смерти его брата. Он по-прежнему не согласен со многим из того, что делал и о чем говорил его младший брат, и он не проявляет интереса к идее обращения Дина в мученика за прогресс, в праведника, сраженного во цвете лет репрессивными силами зла.
«Я видел, что он живет благополучно и действительно на высоком уровне, — сказал Дейл. — Однако у него были проблемы со здоровьем, с желудком. Его жена не собиралась переезжать в США. Было проще войти в воду и плыть, пока не закончатся силы. Мой племянник совершил самоубийство. Затем отец. Это действие не вступает в противоречие с нашей культурой».[320]
То, что в Штази могли подделать прощальное письмо, правда, хотя в их собственных документах содержится запрос на экспертизу почерка. Для чего беспокоиться, если ваши же агенты написали эту записку? Также верно, что тайная полиция могла очистить свои архивы от любого письменного свидетельства о приказаниях уничтожить американца. Однако это еще менее вероятно, чем убийство Рида руками спецслужб одного из иностранных правительств. Во-первых, бюрократии всего мира нуждаются в том, чтобы фиксировать свои действия. Частично — на будущее, а частично — просто по необходимому условию самих бюрократий. Для оправдания своего существования они документируют свои действия и принятые решения и отправляют документы вышестоящему начальству. Историки и журналисты веками живут за счет этой бюрократической привычки, копаясь в официальных документах в поисках подтверждения догадки и обнаружения доказательств. Они редко оказываются разочарованными, поскольку архивы прочищаются редко. А во-вторых, возможно, в Штази и попытались бы удалить некоторые из наиболее компрометирующих бумаг, но правительство Восточной Германии в 1989 году пало быстро. И даже если бы они приступили к такому осмотру и уничтожению, скорее всего, они бы начали с дел, более значительных, чем гибель Рида, с тех дел, в которые были вовлечены западногерманские официальные лица и которые в объединенной Германии могли быть использованы во вред. Или они пропустили бы через бумагорезательную машину те документы, которые содержались в делах о гибели сотен восточных немцев, пытавшихся убежать из страны, поскольку эти дела могли быть собраны вместе и направлены на рассмотрение суда как свидетельства преступления против человечности.