Выбрать главу

Больше всего в радикальной откровенности может удивить то, что ее результаты противопоставлены вашим страхам. Вы боитесь, что люди будут злиться и припоминать вам сказанные когда-то слова. Но на самом деле они, напротив, они будут благодарны за то, что все можно обговорить. И даже если поначалу вы будете злиться, возмущаться или опускать руки, эти эмоции точно улетучатся, когда человек узнает, что он важен для вас. Когда ваши подчиненные станут более откровенны друг с другом, вы постепенно все реже будете выступать в качестве посредника. Как только радикальная откровенность начнет исходить от босса и будет им же поощряться, общение наладится, скрытые возмущения всплывут на поверхность и все конфликты можно будет разрешить. А люди начнут любить не только свою работу, но и тех, с кем работают, и само место, где они это делают. И как только все полюбят свою работу, команда станет более успешной. В итоге можно сказать, что счастье – это успех, стоящий за успехом.

Личная забота: первый фактор радикальной откровенности

Мой первый урок того, почему так важно проявлять личную обеспокоенность, состоялся в Москве 4 июля 1992 года, когда я стояла, укрывшись от дождя под брезентом, с десятью лучшими в мире гранильщиками алмазов, которых пыталась нанять. В ту пору я работала в нью-йоркской алмазообрабатывающей компании. Два года назад окончила колледж, где специализировалась на русской литературе. Полученное образование никак не соответствовало ситуации, в которой я оказалась, но и задача требовала простого здравого смысла, а не глубинного понимания человеческой природы. Нужно было убедить этих людей уйти с государственной фабрики в России, платившей им зарплату в рублях, почти ничего тогда не стоивших. А я могла платить им американскими долларами – и хорошо платить. Ведь так нужно мотивировать людей, верно? Нужно заплатить им.

Нет, не так просто. Гранильщики сперва хотели пойти на пикник.

И вот мы стояли под шатром, ели шашлык – небольшие жареные кусочки мяса и маленькие кислые яблоки, передавая друг другу бутылку водки, а гранильщики осыпали меня вопросами. Первым моим заданием для них было изготовление уникальных серег, для чего нужно было разрезать бриллиант в 100 карат.

– Кто может позволить себе такие драгоценности? – хотели они знать.

Я рассказывала им, что это – подарок шейха из Саудовской Аравии своей жене, родившей ему двойню. Как используются лазеры для огранки алмазов? Я пообещала свозить их в Израиль и показать новые технологии, все еще менее эффективные, чем используемые ими медные круги. Они хотели выучить английский. Я пообещала лично обучить их. А можем мы каждую неделю (или как-нибудь так) собираться за ужином? Разумеется. Как только мы осушили бутылку, они задали еще один вопрос:

– Если в России все полетит к чертям, вы вытащите нас с семьями отсюда?

И я поняла, что это волновало их больше всего. К концу наших посиделок я осознала, что самое важное, что могу сделать, и то, чего не могло сделать государство, – просто не наплевать на них, позаботиться о них самой.

Они согласились работать. И внезапно долгие вечера, проведенные за чтением романов русских писателей, стали полезными для моей карьеры. Всю жизнь я была решительно против того, чтобы «выйти в боссы», поскольку видела в них бездушных убийц мечты, кого-то подобного Дилберту. Теперь я поняла, что вопрос, сподвигнувший меня к изучению русской литературы: почему некоторые живут продуктивно и счастливо, а другие чувствуют себя, как сказал Маркс, отчужденными от своего труда, – центральный в работе любого босса. По сути, моей работой было доставить коллегам больше радости и меньше страданий. Человечность же служит вспомогательным средством, а не преградой на пути к эффективности.

Через два года после того пикника я организовала первое для своих подопечных путешествие за пределы родины. И помогла справиться с диссонансом, который они ощутили, когда прочувствовали разницу между тем, что им дало советское образование, и реальным миром. Разумеется, научила их английскому и проводила время с их семьями. А они обрабатывали алмазы для нашей компании, ежегодно получавшей более $100 миллионов.