[Мне очень сильно бросилось в глаза, насколько сильно растратился коллективный опыт армии в борьбе с угрозой СВУ за долгий период прекращения огня в Северной Ирландии. Мы институционально забыли, как бороться с этим... не просто как с серией устройств, а как с системой, и как атаковать устройство и атаковать систему, стоящую за ним".
Однако еще более губительно то, что именно в связи с неспособностью армии институционализировать решения и правовые практики, связанные с пытками, мы можем увидеть, что фокус на извлечении уроков упускает более широкие вопросы, связанные с организационной забывчивостью. Это стало совершенно очевидно после публикации материалов расследования Гейджа о смерти Бахи Мусы. Содержавшийся под стражей армией в Басре в 2003 году, Муса подвергался невыносимому обращению и незаконным пыткам и впоследствии умер. В своем отчете об этом инциденте сэр Уильям Гейдж отметил, что британской армии было запрещено использовать пять методов (надевание капюшона, белый шум, лишение сна, лишение пищи и болезненные стрессовые позиции) в отношении заключенных со времен расследования Паркера в 1972 году. В отсутствие каких-либо существенных средств для поддержания этих знаний в МО, представление о том, что эти методы были запрещены, было в значительной степени утрачено. Таким образом, на момент войны в Ираке "не существовало никакой письменной политики или доктрины, запрещающей эти методы". Некоторые ученые пришли к выводу, что политика в отношении пяти методов пыток была не столько утрачена, сколько специально организована, чтобы армия продолжала практиковать то, что ей было запрещено (Bennett 2011). Какой бы ни была правда, справедливо заключить, что до Баха Мусы халатный подход МО к организационному забвению представлял собой нечто вроде "корпоративного провала".
Дополнительные проблемы с организационной памятью возникли в ходе общественного расследования по делу Аль-Суиди в 2009-14 годах, в ходе которого были отвергнуты обвинения в том, что британские солдаты плохо обращались с иракцами и незаконно убивали их в 2004 году. МО не смогло выполнить все запросы следствия о раскрытии информации. Кроме того, им с трудом удалось установить, какие документы и записи имеют отношение к его компетенции. Это, в свою очередь, заставило МО задуматься о том, является ли поиск некоторых обширных и сложных массивов документов соразмерным использованием своих ресурсов.
В свете опыта и отчетов этих общественных расследований подход МО к организационной памяти должен был улучшиться. В этом отношении решающее значение имеют добросовестные усилия по созданию возможности мобилизации организационной памяти армии с использованием ресурсов и опыта Исторического отдела армии. Однако сложность и масштаб цифровых документов и записей, которые необходимо вести, продолжают создавать огромные проблемы для организационной памяти армии. Культуру ведения учета пришлось адаптировать: от распечатки материалов из электронных источников для включения их в бумажные архивы до более тщательной очистки данных и перераспределения жестких дисков для использования в различных целях. В связи с этим возникла необходимость создания электронного архива, позволяющего копировать важные данные до того, как жесткие диски будут использованы повторно. Тем не менее, если необходимо внедрить надежные процессы, сознательно балансирующие между решениями, благоприятствующими организационному забыванию, и решениями, способствующими организационной памяти, необходимо поддерживать эти мероприятия в рамках возникающих и продолжающихся кампаний. При тщательном управлении это не только поможет сохранить внутреннюю, политическую и общественную легитимность армии, но и поможет МО справиться с различными расследованиями поведения британских вооруженных сил во время войны. Поскольку обвинения в сокрытии военных преступлений в Афганистане и Ираке продолжают всплывать на поверхность, очевидно, что МО придется должным образом поддерживать эти усилия, что может быть особенно проблематично для операций с участием сил специального назначения.
Эти примеры показывают, что способность военной бюрократии извлекать уроки зависит от траектории и распада данных, проходящих через различные информационные инфраструктуры и составляющие их культуры и процессы. Отчасти это связано с исторической дистанцией, связанной с конкретным видом деятельности, когда офицеры и служащие все еще делают карьеру, которая зависит от того, как избежать язвительности или сложных вопросов. В то же время бывает, что военная организация предпочитает игнорировать или забыть, а не институционализировать особенно спорный способ работы. Кроме того, если процесс опирается на некодифицированные, неявные знания, замена персонала может привести к случайному забвению (MacKenzie and Spinardi 1995), когда мы видим утечку данных из, казалось бы, устоявшихся процессов управления записями.