Все наши общества стали ревизионистскими: они тихо переосмысливают все, отмывают свои политические преступления, скандалы, зализывают раны, подпитывают свои цели. Празднование и поминки сами по себе являются лишь мягкой формой некрофагического каннибализма, гомеопатической формой убийства по легким стадиям. Это работа наследников, чей ressentiment по отношению к покойному безграничен. Музеи, юбилеи, фестивали, полные собрания сочинений, публикация мельчайших неопубликованных фрагментов - все это говорит о том, что мы вступаем в активную эпоху ressentiment и покаяния. (1994, p. 22)
В этом же ключе Руниа утверждает, что "чем больше мы поминаем то, что сделали, тем больше превращаемся в людей, которые этого не делали" (Runia 2014, p. 9). Таким образом, мы можем рассматривать коммеморацию как способ управления блокировкой, как эффективную стратегию забывания.
Однако в контексте цифрового настоящего неясно, как западным обществам удается преодолеть блокировку, возникающую в связи с памятными событиями. Отчасти это связано с широким распространением множества различных медиаканалов, а также с нагромождением различных памятных моментов друг на друга. Возьмем, к примеру, семидесятую годовщину операции "Динамо", когда Королевский флот организовал плавание маленьких лодок через канал, чтобы спасти британские и французские войска, застрявшие в Дюнкерке. В тот же день, 25 июня 2009 года, Pink Floyd отметили тридцатилетие своего успешного альбома The Wall, а поклонники Майкла Джексона - смерть великого певца. Все эти истории боролись за новостное время и внимание, в процессе чего все они обрели информационную эквивалентность в имплозии обозначения дат. Этот коллапс стал возможен благодаря Интернету, который теперь образует единый архив, но он указывает на то, что поминки играют особую роль в том, чтобы помочь обществу идентифицировать общее прошлое. Действительно, по мнению Руниа, "желание увековечить память - это, на мой взгляд, главный исторический феномен нашего времени" (Runia 2014, p. 2).
Таким образом, поминовение является составной частью и играет определяющую роль в общественном нарративе о войне. Это касается политически мотивированного коммеморирования, когда конкретная дата используется для формирования общественного нарратива о месте войны в обществе. В то же время, поминовение может быть частью нарратива, который сообщество заинтересованных участников решило отметить. Все это вписывается в цикл второго и третьего бумов памяти Винтера, внешнее выражение которого можно увидеть, например, в появлении цифровых телеканалов, таких как британские "Yesterday" и "Blighty". Перерабатывая старые документальные фильмы и сериалы, взятые из телеархивов, эти каналы позволяют зрителям предаваться как ностальгии, так и тому, что Пол Гилрой называет "постколониальной меланхолией" (Gilroy 2006).
Невозможность прорваться сквозь эти обрамления привела к тому, что некоторые сатирики стали высмеивать празднование всего подряд. Например, в 2007 году сатира BBC Broken News - пародия на поток бешеных "предсказаний, спекуляций и обобщений", которые сегодня выдаются за новости, - провела шуточное празднование "Дня половины пути", или "дня, отмечающего половину пути между каждым из окончаний Второй мировой войны". Память могла быть сатирической, но памятная блокада не могла быть снята с помощью комедии. В этих условиях кажется, что избыток воспоминаний привел к девальвации того, что значит отмечать. Следовательно, определяющие черты нынешнего бума памяти заключаются в том, что мемориализуется все, но ничто не выделяется в памяти.
Если посмотреть на это с другой стороны, радикальное прошлое - это электорат, уходящий корнями в период быстро меняющихся технологий. В самом простом виде радикальное прошлое - это аналоговое, высеченное в мраморе, время, предшествующее цифровым медиа. В более сложной форме оно представляет собой ежегодное празднование, перемежающееся с особыми годовщинами, которые сами по себе отмечены менее популярными воспоминаниями. Существование радикального прошлого было легко определяемой и центральной чертой парадигмы национальной памяти до 2000 года. Сложнее определить и рационализировать цифровые процессы, которые ежедневно переписывают историю, неустанно переворачивая прошлое. Этой проблеме посвящен следующий раздел.
Мемориализация в цифровом настоящем
Мемориализация в цифровом настоящем происходит по нескольким направлениям. В XXI веке информация о войне быстро становится доступной людям за пределами зоны конфликта, создавая возможности для повышенной рефлексивности и немедленного воспоминания. Это, в свою очередь, способствовало процессу онлайн-памяти как части виртуального мемориала. Эти новые цифровые среды предлагают более открытое обсуждение и больше возможностей для оспаривания смысла того, что увековечивается (см. также анализ видеопосвящений на YouTube павшим датским солдатам в Афганистане и Ираке, проведенный Кнудсеном и Стейджем в 2013 году). В то же время мемориализация цифрового настоящего реструктурирует то, как переживается поминовение, расширяя маркировку события по нескольким траекториям, выходящим за рамки официального общественного или национального процесса тяжелой утраты. В частности, эти онлайн-моменты не порождают коллективное сознание, которое размышляло и имело преимущество некоторой исторической дистанции от событий, о которых идет речь. Вместо этого "соединительный поворот" приводит к появлению нового медиатизированного мемориала событий, который сопровождает и переосмысливает процессы национального поминовения. Следовательно, радикальное прошлое перекраивает границы политики национальной идентичности.